«БОРТ 556».(Мистико-приключенческий триллер). 3 серия

БОРТ 556

Серия 3. Рейс ВА 556

25 июля 2006 года.
Было десять утра. Джейн, раскрыв все оконные иллюминаторы в моей каюте, сделав общее проветривание нашей любовной обители, собрала скомканные и измятые простыни с последствиями нашей ночной любви в большой комок и, выйдя в коридор, бросила в стирку. Она голышом, сбегала в душевую и в свою каюту. И вновь, переоделась в домашний свой легкий шелковый, тельного цвета короткий до колен халатик. Собрав, снова в пучок на темечке миленькой девичьей головки, длинные вьющиеся свои растрепанные о мою постель черные свои волосы. Заколола их золоченой, снова заколкой.
Джейн, снова рассыпав кассеты по постели. Включила магнитофон. И, припевая под мелодию «Моtley Crue», из магнитофонной записи, Джейн пританцовывала, вихляя, соблазнительно, вновь предо мной своей широкой женской задницей и бедрами. Переодевшись после утреннего душа, сверкала из-под его коротких пол шелкового домашнего халатика, узкими желтыми купальника плавками. И своими обворожительными и прелестными голыми девичьими стройными, в плотном ровном солнечном до угольной черноты загаре ножками.
Она сменила купальник и вся теперь точно расцвела, как будто ничего до этого момента не произошло и не случилось. Словно до этого не было нашей громкой ссоры и обид. Все начиналось словно заново в ее молодой женской жизни. Ее настроение изменилось резко из обидчивого, злого и неприветливого до неузнаваемости в обратное. Радостное, миролюбивое и общительное. Словно именно в купальнике, то и было все дело.
— «Невероятно!» – поразился я – «Как будто мы и не ругались совсем! Умница какая!».
Она усмирила и успокоила разгоряченного горем брата Дэниела. И провела со мной бурную незабываемую лично для меня очередную в жаркой любви ночь.
— Любовь моя — сказал, помню я ей из душа. Прошмыгнув туда и шлепнув мою красавицу по полненькой ягодицами широкой женской попке — А, как же, то твое черное вечернее платье? — вдруг вспомнил я, глядя на этот ее шелковый прелестный халатик — Ты его после того раза, помнишь на том атолле. Тогда в тот шторм, больше и не надевала. Вместе с теми туфлями на каблуках на своих прелестных ножках. Ты в нем была особенной.
— Неужели — тихо ответила Джейн, делая удивленный вид –Ты ту ночь запомнил. И то платье тоже. Я о нем даже и не думала, с того момента, когда повесила его в свой в каюте платяной шкаф. Я из всех своих тряпок долго, тогда выбирала, что надеть. И, вообще, тогда подумала, что это теперь уже здесь при таких условиях обитания будет лишним.
На восьмые сутки нашего совместного в океане любовного проживания, мы уже разговаривали как потенциальные муж и жена. Настолько мы сроднились все здесь.
— Нашла, когда носить вечерние платья. И время и место. Дурой была. Ты же меня так назвал – Джейн вдруг произнесла мне и уставилась на меня, когда я вышел, в чем мать родила из горячего душа.
Она почти в упор смотрела на меня черными своими обворожительными, полными любви и одновременно укора женскими глазами.
— Вот была влюбленной дурой, Захотела покрасоваться и привлечь к себе мужчину — произнесла мне Джейн — Нацепила его, прекрасно понимая, что оно не идет мне, к моему, почти черному от загара телу. Да и оно совсем неуместно в морском походе.
— Напротив — произнес ей я — Ты была в нем умопомрачительна! Я глаза не мог отвести! – я добавил с восхищением.
Джейн довольная моими словами произнесла — Ты и так от меня глаз не можешь отвести. Только и пялишься на меня. И не особо, тогда слушаешь Дэниела. Да вообще ни кого даже не слушаешь, как загипнотизированный дурачок.
— Любимая моя! — произнес я, идеально побритый и вымытый до своего телесного загорелого блеска.
Как дикарь, в чем мать родила. Мокрый, повернув ее лицом к себе. Схватил Джейн за гибкую, тонкую девичью талию. Обнял ее.
— Прости ты меня дурака! — виновато произнес я. Смотря синими своими влюбленными на нее глазами. Прижав к себе и отрывая от пола перед собой — Вырвалось у меня в гневе! Прости за Дэни!
Я прижал ее к себе. А она, было, попыталась вырваться из моих мокрых скользких мужских рук, только и произнесла, смеясь и довольная — Намочил меня, всю! Безумец влюбленный!
Затем уже сама, прижалась ко мне пышной, своей трепыхающейся девичьей грудью. Прижалась своим загорелым к моему мужскому мокрому лицу личиком.
— Люблю я тебя — тихо прошептала она мне на ухо. Жарко дыша носом в мою щеку. Опустив миленькую свою черноволосую головку на мое мужское плечо.
Добавила тяжело любовно дыша — Люблю и ничего не могу с собой поделать.
Джейн обняла меня за шею, повиснув на девичьих черненьких от загара ручках.
Она продолжила — Я не виню тебя ни в чем, милый мой Володя — произнесла Джейн мне тихо, оторвав от моего правого плеча свою черноволосую девичью голову, глядя на меня — Я все обдумала с того вечера и поняла, что все было правильно. Дэни, тоже признался мне, что больше виноват перед тобой, чем ты перед ним. Ты правильно сделал, что удерживал его. Он бы точно, тогда утонул. Ему сейчас очень неудобно и стыдно даже за свой поступок тот. Но ты, любимый все правильно сделал. Мы оба заслужили то, что заслужили тогда. Я бы Дэниела одна не усмирила тогда и не удержала. Он бы точно прыгнул в воду и погиб, бы, если бы не ты, Володя.
Я от этих похвал был прям таки уже на небесах и только знал, что прижимал свою красавицу к себе, обхватив ее за гибкую тонкую талию и ее белый короткий с пояском халатик. Я ее так прижал, что Джейн стала, видимо задыхаться. А я даже от восторга и похвал в свою сторону даже не почувствовал этого, что сжимал ее больше чем требовалось.
— Отпусти меня, любимый — произнесла моя Джейн, тяжело и надрывно уже дыша. Освобождаясь от моего крепкого и цепкого за ее гибкую девичью талию захвата. От моих схвативших ее сильных рук пальцев рук.
— Дурачок задушись меня. На сегодня, хватит, любимый мой — она произнесла тогда — Хватит.
Джейн, освободившись от моих рук, опустилась на пол. Она, пройдя по коридору, постучалась в каюту брата Дэниела.
Я, быстренько надел, плавки, прямо на мокрое тело. Свои штаны и майку.
— Любимая, а как же наш новый вечер наедине. И твое вечернее то платье?!- произнес Джейн.
— Будет время, милый мой, будет тебе и вечер и мое, то вечернее платье — произнесла, на меня в ответ, обернувшись, и сверкнув любовно, вновь черными цыганскими глазками. И толкнула дверь в каюту Дэниела. Дверь из красного дерева открылась. Она была не заперта. И Дэни там не было.
Она напугалась, как и я.
Надев пляжные свои сланцы, Джейн выскочила на палубу «Арабеллы».
Дэни снова встал рано. Еще часов не было восьми. И, пока мы, умаявшись до беспамятства любовью, крепко как убитые оба спали. Приняв душ, успел уже позавтракать. Дэниел ходил быстро уже, туда-сюда по палубе яхты.
Он, был на удивление собран и спокоен на вид.
Дэни перетягивал оснастку «Арабеллы». Менял тросы на новые из металлизированного нейлона и крепления, на которых они держались.
Работали, снова оба мотора вхолостую в моторном отсеке, в трюме. Заряжая в аккумуляторном герметичном над килем внизу рядом с моторным отсеком, отсеке аккумуляторы.
— Надо будет заняться парусами – спокойно, как всегда улыбаясь, сказал нам обоим он — Заменить все и подготовить на обратный путь.
Дэниел был в порядке. Даже, более чем. Все прошло в нем. И он занялся делом, так как не мог сидеть без дела.
— Тебе помочь, Дэни? — произнес осторожно вопросительно я. Желая, снова наладить с другом контакт.
— Да, помоги мне смотать, вот тот трос — обратился ко мне Дэниел.
Он показывал правой рукой и указательным ее пальцем на лежащий новый, подготовленный для оснастки яхты нейлоновый тонкий, но невероятно гибкий и прочный на растяжение трос.
И я довольный расположением Дэниела, принялся за работу, помогая своему другу на глазах счастливой Джейн, которая стояла на лакированной из красного дерева палубе.
Под громкие крики альбатросов, мы вдвоем скрутили мачтовые треугольные, основные большие паруса, до этого, просто болтающиеся без ветра как обычные тряпки. И укрыли их брезентовыми чехлами, как и кливера на носу яхты.
Дэни умудрился еще, как-то поймать полутораметровую рифовую акулу на удочку, которая у него лежала уже пойманной и мертвой на борту яхты.
— Сегодня будет обед из акулы — сказал он довольно.
Все было в норме, как и раньше. Но, я все равно, чувствовал неудобство за то, что сделал. За ту грубость перед Дэниелом. Но, иначе его и нельзя было. Его было не остановить. Он это и сам осознал и понял. И, тоже, видимо чувствовал такое же неудобство по отношению ко мне. И своей сестренке Джейн. Особенно ко мне. Видно, было, как он отводил, теперь свои черные, молодого двадцатисемилетнего парня глаза. Но, все было теперь нормально. Он приветливо улыбался, как и раньше поглядывая искоса на меня. И я принимал его улыбки, отвечая тем же.
Мы, работая на палубе нашей яхты, стараясь рабой и взаимной помощью загладить то, что случилось. И не ведали, что за малым островом, недалека от этого архипелага островов, стояла уже давно черная яхта морских гангстеров. Они давно, уже там стояли в полной уверенности не быть обнаруженными нами. Они вели за нами наблюдения с того отдаленного острова, разделенного в ширину полукилометровым глубоководным, в полтора километра глубиной проливом.
Там были те, кто преследовал нас по океану все время. И держался на расстоянии все время. И всю дорогу. И теперь, готовились к нападению.
Дэниел не зря паниковал. И вытащил все оружие на палубу. Он чувствовал скорую ожидаемую развязку. Это были люди мистера Джексона.
Дэни говорил про них, что это были крайне опасные люди. Но, я хорохорился перед мальчишкой. Мол, ничего, отобьемся. Еще с тем оружием, что на борту «Арабеллы». Мы их переколотим всех, если что. Я чисто с русским размахом моряка пытался внести смелость и, уверенность, в нашу команду. Особенно в мою любовницу Джейн. Не представляя, с кем мы имели теперь дело. И как все сложиться вскоре.
Мне приходилось видеть Сомалийских пиратов. Однажды, как-то на сухогрузе «DUPFRAINE». Судне, на котором я некоторое время плавал, еще до «KATHARINE DUPONT» в Индийском океане у берегов Африки.
Мы столкнулись с теми пиратами. И нам, даже удалось отбиться своими силами до прихода военного пограничного корабля. Практически без жертв.
Но, то, что было сейчас, не лезет, ни в какие рамки моего представления о тех людях, что были на той черной яхте.
Это были, даже, не столько гангстеры, вернее часть из них. А, настоящие спецы. Большая часть из бывших военных. Военные моряки и аквалангисты диверсанты и наемники. А, не какие-нибудь, голозадые, черножепые негры дикари с автоматами. И было ясно, и очевидно, что действовать они будут не так как те Сомалийские пираты. Нанятые Джексоном настоящие убийцы для поиска нашей яхты. И преследования до конечной точки. Они были в курсе всего, что мы искали. И были в любое время и в любую погоду, готовые напасть на нас, когда прейдет время. Их время.
Вооруженные до зубов, они только ждали, когда обнаружиться самолет, и то золото, которое, так нужно было мистеру Джексону. За свою долю этого блестящего металла, они могли убить, даже мать родную. Любой из них.
Специалисты, подводники, морские котики в прошлом, ставшие на преступную опасную стезю своей испорченной большими кровавыми деньгами жизни. С которыми мне придется еще столкнуться там, среди обломков BOEING 747.
У них было конкретное задание от мистера Джексона, следить до последнего за нами. Так как у них не было точных данных гибели борта 556. И они, шли за нами до этих островов.
Они должны были замести следы катастрофы. И забрать золото, устранив нас по возможности. К чему они сейчас готовились, там за тем отдаленным небольшим скалистым островом. На той большой черной двухмачтовой своей быстроходной яхте.
Спустив две резиновые моторные лодки, такие, же, как и наш скутер. Только больше и вместительнее. Они, так же как и мы, сейчас с Дэниелом и Джейн грузили водолазное оборудование и свое оружие. И, собирались выдвигаться в нашу сторону, наблюдая за нами с вершины острова в бинокли. Наблюдая за внутренней заросшей кораллами обширной скалистой бухтой, где стояла между островами наша круизная скоростная яхта «Арабелла».
Я тогда, даже не мог представить, что развернется настоящая бойня среди этих островов и в самом Тихом океане. И мы были один на один с этими людьми мистера Джексона.
Мне была уготована весьма интересная жизнь. Хоть и весьма печальная и трагичная.

***
Я все же испытывал крайнее неудобство перед Дэниелом за произошедший некрасивый этот между нами случай. В частности за себя. Этот по факту латиноамериканский молодой добродушный парень, поделился тогда со мной, можно сказать, всем своим, после моего спасения, а я…Я крутил ему руки в той резиновой моторной лодке и сделал больно. Причинил ему в буше обиду и боль. Вероятно, он простил меня. Он, конечно, понял, что я сделал такое не из цели просто подраться. А спасая его. Но все равно было что-то неудобное и неприятно, которое мы все старались скорей забыть.
В общем, нельзя было, просто отмалчиваться. И, даже, просто не извиниться перед ним. Я, тоже был кое в чем не прав. Да, и надо было отношение выправлять по любому. Жить, вот так, теперь в натянутом состоянии нельзя. Это не жизнь.
Если с Джейн все уже выправилось само собой. Между нами нашей очередной любовной ночью. Она уже простила меня за все мои с дурру в запале оскорбления. Хотя, какие там оскорбления. Я ее не материл, чисто по-русски, но американка восприняла и слово дура соответственно для себя в оскорбительную сторону. Ситуацию спасла наша межу нами сумасшедшая до остервенения любовь. Она, изрядно в момент нашего очередного с ней близкого дикого спаривания, выпустила свой весь пар. И уже была в полном порядке. С Дэниелм, надо было как-то решать эту между нами проблему.
Я подошел к нему и положил руку на плече.
— Прости, Дэни — сказал я ему — Прости меня. Я виноват в недавней нашей ссоре. Но, я должен был так сделать. Ты, понимаешь меня. Ты, мог, погибнуть. И ты был не в себе.
— Ладно, Владимир, проехали — сказал, Дэниел. Видно, ему было тоже, неудобно, за свой тот безумный срыв.
— Это место сводит меня с ума — произнес Дэниел — Надо найти этот самолет. Сделать все, что надо и уплыть отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
— Я понимаю, Дэни — сказал я ему в ответ — Я сделаю все, что только потребуется Дэни. Все, что, только надо будет сделать. Можешь, снова, рассчитывать на мою помощь. И прости еще раз.
Мы с Дэниелом обнялись как родные уже люди.
— Дэни, потренируешь меня с разделкой большой рыбы — сказал я ему, уже более радостно. Зная, что Дэниел, тоже не хуже Джейн, хоть и редко, но, под настроение готовит — Сегодня, возьмешь меня с собой на кухню. Еще один тунец не завалялся, где-нибудь на «Арабелле»?- я ему произнес.
— А, в самом деле, что все Джейн, да Джейн. А, мы, что не повара, что ли! — произнес, как бы в шутку, довольный нашей восстановившейся, снова дружбой Дэниел — Пусть сестренка сегодня отдохнет от кухни.

Возвращение на плато смерти

— Когда спуститесь в пролом между рифами — инструктировала меня с Дэниелом моя Джейн, на верхней палубе «Арабеллы». После вкусного завтрака приготовленного нами же на камбузе яхты, уплетаемого нами, как надо и с невероятным аппетитом в главной каюте за столиком в нашем общем, теперь тесном, как всегда дружеском кругу. Блюдо из большого синего тунца и плавников, и жабр пойманной Дэниелом акулы,
Сидя на кожаных креслах в главной корабельной каюте,
Я вспомнил Джейн походу обеда тот так и не съеженный нами с Дэниелом суп и тот жуткий момент, который она теперь уже не хотела вспоминать, разве что только из-за нашего первого с ней секса.
— Держитесь вместе у самого дна — сказала Джейн — Так будет легче ориентироваться.
Она показывала руками, как и, что делать. Они в длинных рукавах шелкового короткого до колен халатика, красиво мельтешили в воздухе перед нашими лицами своими загорелыми смуглыми тонкими изящными пальчиками.
Джейн инструктировала нас как лучшая ныряльщица и дайвингистка, а я любовался ей, не отводя с моей красавицы своих русского моряка глаз.
— «Моя красавица Джейн» — думал я, глядя на нее — «Моя, мулаточка южных кровей — только и звучало у меня в голове.
Я снова хотел ее. И думал о ней и любви. Допивая горячий в чашке шоколад.
Признаться вам, я сейчас не столько слушал ее инструктаж, сколько любовался, опять ею. И думая о ней. Забыв уже распри между нами, я смотрел на нее влюбленными глазами влюбленного безумца. Что было со мной? Но был Джейн просто болен. Это было колдовство, которое подымало в моих плавках и русского моряка штанах мой жаждущий опять любви возбужденный детородный здоровенный штопор.
— «Джейн! Моя красавица Джейн! — звучало в голове – «Такая вся, раскованная и уверенная в себе, объясняющая, что да как, мне и Дэниелу.
Она смотрит на меня и видит, как я киплю сейчас к ней. Она понимает, что мне теперь нет без нее жизни. И буду делать все, послушно как раб, что только она мне не скажет.
Мой пристальный на Джейн взгляд видимо все же ее немного достал. Он сбивал Джейн, похоже, все мысли.
— Ты сейчас, смотришь на мои руки или мои ноги? — произнесла критически и возмущенно моя ненаглядная Джейн — Я для кого провожу инструктаж того места, где я недавно была?
— Ты прям как моя учительница – произнес я ей — Я весь просто во внимании, Джейн, любимая.
Дэниел посмотрел, тоже на меня, и засмеялся, по-дружески. Без всякой злобы или неудобства. Теперь я уже видел, он уже не питал ничего обидного против меня, за прошлую стычку.
— Уже одиннадцать на часах — произнес Дэниел, глянув на свои подводные часы на левой руке — Время поджимает. Я зарядил баллоны на двадцать четыре литра. Думаю, нам хватит смеси, почти на час, и туда и обратно.
— «Вот он, и вернулся назад» — подумал я, глянув на него с воодушевлением, и рассмеялся. Но поперхнулся, глядя на возмущенный и строгий взгляд черных глаз моей Джейн. От этого стало еще смешнее. И мы все дружно и неожиданно расхохотались.
Мы были в бодрой форме и настроении. Все шло по намеченной цели и времени, невзирая на вероятные поджидающие нас здесь опасности.
— Послушай меня, Дэни — произнесла Джейн, после того, как перестала сама смеяться — Еще все успеете. А, инструкцию выслушать придется. И это не шутки. Там сто пятьдесят метров. Я проверила на своем глубинометре. Ошибки быть не может. И это не шутка. Поверь мне. И ты меня послушай, Володя – обратилась ко мне моя любимая.
— Прости, любимая — сказал я — Все нормально. Я тебя слушаю.
И широко улыбнулся ей.
— Хорошо бы – сказала Джейн, тоже в ответ соблазнительно улыбаясь — Угораздило же меня влюбиться в такого несносного до женских прелестей бабника — она вдруг вслух при Дэниеле мне заявила.
— Все, все я весь во внимании, любовь моя — я произнес.
Я, не стеснялся в своих выражениях, даже при Дэни. Что таить. И так все происходило на его глазах, практически. И он знал прекрасно, что Джейн, тоже без ума от любви ко мне. И ничего не изменить. Он знал свою старшую сестру, и какая она. Что если влюбилась, то пойдет на все ради любви.
Он сейчас я думаю, как, впрочем, думал и я, просто хотел затереть, быстрей все случившиеся размолвки наши между нами. И восстановить дружбу, и взаимопонимание между друзьями. Ведь у нас все так гладко шло и то, что произошло, было в основном его виной. И виной этого жуткого места. Он просто был еще молод и горяч. Боль по утрате родного близкого человека вывела его из равновесия и чуть не погубила. Да и здесь реально все было как-то странно и даже жутковато. Что и изначально говорило, что мы скорей всего были на верном пути. А после того как Джейн нырнув с аквалангом нашла первые признаки авиакатастрофы, жуткие признаки увидела своими женскими глазами. И чуть сама не свихнулась своим умом от этого, все подтвердилось. Здесь было место мертвецов. Погибельное место. А там внизу было самое настоящее усыпанное останками людей и самолета подводное плато смерти.
— Так вот, повторяю отдельно для несносных бабников — сказала Джейн, сверкая в мою сторону обворожительным взглядом черных как ночь влюбленных глаз — Держитесь вместе. Там глубина больше ста метров. Один белый песок и больше никого. Но, вода там не такая холодная, как в том меж островов ущелье. Это уже плюс. Так что не замерзнете в своей резине. Я доверяю вам друг друга. Слышишь, Дэни? – Джейн сделала на нем акцент – Если придется слушаться Владимира, то слушайся и не протестуй.
Она посмотрела, на меня снова своим бесценным любящим взглядом. И потом также на родного своего брата.
Дэниел в это время, поправляя с черными стеклами на загорелом своем лбу солнечные очки. Он ей, покачал в знак примирения и согласия кучерявой с черными волосами головой, что все в порядке. И все ему ясно. Но Джейн смотрела на него не отрыва своего пристального как строгая на уроке учительница взгляда.
— Я все понял сестренка – произнес ей Дэниел – Торжественно обещаю. Слово скаута.
— Так вот, идите над самым дном – продолжила она — Я так всегда делаю. Так легче маневрировать и ориентироваться. Там под скалистой отвесной стеной и обрывом, дно после пролома выполаживается и ровное как стеклышко. Но, давление воды сильное. Чувствуется через гидрокостюм. Сразу ощущается этот резкий перепад.
Это хорошо, что мы применяем гелиевую смесь, а не другое в равной процентности. Это Дэни было верным с твоей стороны.
— Выбор был верный и беспроигрышный, Джейн – произнес Дэниел.
Джейн продолжила — Так и дойдете до первых обломков. Я дальше не дошла. Запаниковала от всего увиденного. Дальше уже вам решать, куда там идти еще вдвоем.
— Понятно, Джейн — сказал Дэниел — Мы с Владимиром все поняли.
— Да, там еще течение сильное в районе обломков – произнесла, добавляя нам Джейн — Смотрите, течение опасное в сторону океана. Держитесь друг за друга мальчики мои. Там, думаю, дальше еще будет много обломков самолета. Остальное, вероятно, уже упало в пропасть на большую глубину. Или унесло за все это время течением. Не знаю, что там дальше, найдем мы золото или ящики, не знаю. Вам и придется это выяснить.
— Хорошо, сестренка мы поняли — ответил ей Дэниел.
И я, что все как прилежный ученик все понял, ей кивнул головой, глядя влюблено на свою любимую Джейн.
Дэни уже был, теперь в моем подчинении, не как раньше. Так договорилась с ним Джейн. Он не протестовал теперь. Нужно было все делать сейчас сообща. И Дэниел все это прекрасно понимал. Он был очень толковый американский парень. Да и это увеличивало мою теперь ответственность перед ним и моей Джейн. Раз так захотела Джейн. Она как старшая над своим братом, взяла шефство над нами обоими на период нашего первого погружения к обломкам самолета.
Я готовился к погружению, но сам не спускал своих глаз с Джейн. Она просто сводила меня с ума. После с ней секса и любовной близости и после того танца живота, я вообще стал терять над собой контроль как мужчина. Я даже себе представить не мог, что вот буду таким падшим в грехах и соблазне женских всех доступных мне прелестей законченным бабником.
— «Моя любимая Джейн Морган. Моя морская русалка и пиратка Энн Бони» -звучало в моей мужской голове, когда я любовался Джейн.
Ее эта гибкая в талии невысокая девичья загорелая до черноты в бронзовом отливе бархатистой нежной кожи фигура. В этом коротком, снова шелковом халатике. Снова, как тогда сводила меня с ума.
Ее вьющиеся заколотые в шишку на голове длинные черные, как у цыганки волосы и оголенная тонкая девичья любимой шея. В миленьких Джейн маленьких ушах золотом сверкали колечками сережками за височными завитушками длинных волос, что спускались вдоль ее смугленьких прелестных загорелых щечек.
Джейн, закатывая черные, как у цыганки Рады глаза, от моих влюбленных в нее взглядов, лишь покачала мне своей черноволосой головой и сказала нам напоследок — Я буду вас ждать, мальчики мои.
Она подошла сначала к Дэниелу. И, прижавшись своей к его груди пышной женской сестренки грудью. Встав на носочки, поцеловала его как родного брата в щеку.
— Дэни, Братик, мой родной. Будь осторожен там. Слышишь меня, любимый — произнесла она ему – Ты один у меня и я люблю тебя.
— Я тебя тоже, Джейн, сестренка — произнес Дэниел и ответил ей таким же поцелуем.
После чего, Дэниел пошел продолжать, быстро собирать лодку. Он исчез в носовом отсеке яхты, где лежали свежее заряженные акваланга баллоны и гидрокостюмы. Он загремел там оборудованием, а моя Джейн подошла ко мне. И, прижавшись и обняв крепко любовно руками и цепкими девичьими пальчиками за шею. Поцеловала в губы, глядя в мои глаза, пристально с безумной новой любовью, сказала мне — Береги его, Володя. Береги Дэни. Прошу тебя. Береги ради меня. Ради нашей дружбы и любви. Он у меня единственный брат. У Дэниела нет никого сейчас кроме меня. И присосалась как пиявка к моим губам своими полненькими пухленькими латиноамериканки южанки губами.
Я также впился в любовном сильном засосе своими губами в ее губы. И прижал крепко к себе двадцатидевятилетнюю ставшую уже благодаря мне женщиной умопомрачительную по красоте девицу.
— Любимая — произнес я ей — Все будет отлично. Я присмотрю за Дэни. Не бойся за нас, любовь моя — произнес я моей Джейн, не ведая, что уже в скором времени Дэниела Морган не станет. И весь свет перевернется для нас с Джейн вверх тормашками.
Я, радостный и безудержно влюбленный и вдохновленный на любые подводные подвиги, в своих пляжных сланцах, бросился по палубе чуть ли не вприпрыжку, и почти бегом помогать Дэниелу. набивать водолазным оборудованием наш моторный резиновый скутер.
Джейн только стояла и смотрела в сторону океана. Она, надев на свои черные, как бездна океана глаза солнечные очки. Стояла, прижавшись к оградительным леерным перилам левого борта нашей «Арабеллы». В своем шелковом короткополом шелковом белоснежном с тонким подпоясанным на гибкой тонкой талии пояском халатике. Выгнувшись в спине. Выставив вперед свой девичий под халатиком черный от загара пупком в нашу сторону красивый округлый полненький животик. Она, оперевшись руками о бортовые леерные перила, стояла, сверкая крутыми, голыми, загоревшими до почти угольной черноты красивыми бедрами ног. Коленями, полненькими икрами и голенями своих ног. До самых маленьких девичьих ступней с маленькими пальчиками в домашних мягких тапочках.
Джейн смотрела на меня. Из-под черных солнечных очков, не отрываясь. Рассматривая меня с ног до головы. Я это чувствовал и ощущал. Как она рассматривала меня всего практически без одежды и в одних плавках голого с ног до головы. Бегающего и помогающего собирать нашу подводную с Дэниелом на двоих экспедицию от лодки к носовому водолазному трюмному отсеку яхты. И обратно. Она смотрела на двух мужчин, загорелых, широкоплечих и сильных.
О чем она сейчас думала? Джейн? Моя Джейн?
Ее жадный взгляд черных как у цыганки глаз, на девичьем черненьком от загара миленьком латиноамериканском личике, казалось, сейчас пожирал все вокруг той бездонной чернотой. Весь мир и сам Тихий океан с парящими над ним чайками и альбатросами. Черными скалами этих островов. Пожирал все вокруг и меня в том числе. и если бы не солнцезащитные очки на ее тех глазах, то не было бы спасенья никому от того Джейн губительного любвеобильного взгляда.
Я вспомнил опять нашу первую встречу в океане. Летящую по волнам большую парусную яхту «Арабеллу». И тот бокал красного вина в ее правой руке. Ее мелькающие под музыку гремящего ее кассетного магнитофона эти загорелые девичьи ноги, в этих же мягких тапочках. Черные растрепанные ветром вьющиеся локонами длинные волосы еще неизвестной мне той Джейн Морган. Еще неприступной и, чуждой. Пугливой и осторожной по отношению к русскому моряку. Как многие все иностранцы. Такой еще далекой, тогда от меня. И сравнивал это все с той, что стояла теперь там, у левого борта яхты и смотрела на нас обоих, занимающихся своим неотложным делом. Уже другой Джейн Морган. Ставшей женщиной и жаждущей любви секса и детей.
Я вспомнил почему-то опять, то черное вечернее длинное с разрезами платье и черные на шпильке каблуке туфли. Как то это все врезалось мне в голову и оставалось там, не покидая ее.
Ее говорящий без слов беззвучным голосом взгляд — Не уходи! — Когда мы одни первый раз беседовали с глазу на глаз в главной каюте кампании «Арабеллы».
Именно сейчас и у себя дома я вспоминаю все это.
Это была моя настоящая любовь. Любовь посреди Тихого океана. Первая и единственная так и оставшаяся навечно застывшая в тропических, тихоокеанских волнах любовь.
Я вспомнил ее тогда, когда, она, в этом своем шелковом коротком халатике, мелькая голыми, почти черными от загара бедрами ног, теряя эти свои домашние тапочки с маленьких девичьих ступней, неслась, сломя голову ко мне, напуганная в панике нападением на нас коралловых акул. И, потом ее обиду и слезы за пролитый еще ею недоваренный мясной суп. И наш дурацкий ржач на всю округу. От того, что остались живы, благодаря тому вылитому за борт Джейн супу.
Ее отчаянный испуг за мою жизнь. Ту, стаю в коралловой лагуне атолла акул. И как я пулей, вместе с тяжелыми баллонами акваланга, вылетел прямо из воды на палубу «Арабеллы».
Помню ее, пощечины на своем лице, и то — Дураки! И ее те слезы. И то, как я первый раз прикоснулся в ее каюте к ее телу.
Я вспомнил, как повредил ее, делая женщиной сам одурманенный дикой неуправляемой любовью. Своей неосторожностью.
Как она заболела. Как я ее нес на руках, тогда с палубы на глазах Дэниела. Больную, слабую и беспомощную. А, сменившись после вахты с Дэниелом, ласкал ее, прижимая к себе, в ее каюте. И не отходил от нее. От моей малышки Джейн.
Ее безумно красивый восточный танец в главной трюмной гостиной каюте. Неподражаемой любвеобильной наложницы и рабыни любви, сравнивая ее с египтянкой и танцовщицей Тамалой Низин. Громыхание барабанов и стонущую восточную флейту. Как Джейн танцевала, извиваясь змеей передо мной, сверкая золотыми украшениями и блистая своим танцовщицы востока шикарным нарядом.
Помню, как она играла со мной, как совсем, малолетняя девчонка, бегая в своем желтом изящном купальнике по палубе яхты. Убегая от меня. И красиво выгибаясь в спине, как дикая гибкая кошка, свешивалась с леерного носового ограждения. Прямо под волнорез «Арабеллы» своей головой, сверкая на ярком жарком океанском солнце своими золотыми в ушах маленькими сережками.
Все эти воспоминания нахлынули как шумная штормовая океанская волна. И уплыли в безвозвратную бесконечную неизвестность. В то, что не вернется уже больше никогда, как и та безумная наша любовь. Любовь той, которую потерял навсегда в бурном Тихом океане.
Я так не узнал, кто ты Джейн Морган. Откуда ты взялась, и кто тебя ко мне прислал. Случайность ли? Или все же судьба? Откуда ты взялась тогда посреди Тихого океана? Откуда та яхта. И кто был тот Дэниел? Те морские бандиты и гангстеры, и вся эта погоня за нами, за тем золотом в погибшем самолете? Острова с островитянами и наши ночи страстной дикой неукротимой любви под яркими горящими звездами и луной?
Сон ли был все это? Но, если все же сон, то какой был этот сон. Игра бессознательного живого человеческого разума или бред умирающего?
Джейн, ответь мне, кто ты? Ты, что любила меня. И та, которую любил я. Что носил по всей качающейся на волнах яхте, одурманенный любовью на своих руках. Я ударялся о, все, что только можно при качке «Арабеллы», получая синяки и ссадины, но, старался защитить свою безумную любовь, что была у меня на руках своим мужским русского моряка телом. А, ты хохотала и без конца в засос целовала меня. Целовала как сумасшедшая. Джейн, ты действительно была сумасшедшая от любви ко мне. Моя красавица Джейн. Джейн Морган. Моя пиратка Энн Бони, цыганка Рада и моя Тамала Низин. Ты Джейн была всем этим, и все было в тебе. В твоем загорелом до угольной черноты и бронзового отлива латиноамериканки южанки девичьем безумно красивом гибком теле.
Тогда же, я вспомнил и Дэниэла. Почему-то в пляжных шортах. Которые он, вообще крайне редко одевал. Но, почему-то именно в них, стоящего у мачты «Арабеллы», держащегося за прочные металлизированные из нейлона веревочные тросы.
Я вспомнил, как Дэниел спас меня. И я обязан был ему. Он, можно сказать, спас меня дважды. Дэниел. Я тоже помню тебя до сих пор. Но был ли ты на самом деле, как и моя Джейн?
Джейн доверила мне своего родного брата жизнь. Она хотела защитить его. После того, что с ним случилось, он еще долго будет приходить в себя. Она, тоже, как и он, чувствовала приближение неизбежного. Он был более беззащитен теперь, чем она. Уязвим. И Джейн беспокоилась за своего родного младшего брата. Он уже был другим. Совершенно другим. Бедный Дэниел. Убитый страхом и горем.
Дэниел. Несчастный Дэниэл. Мне будет всю мою жизнь не хватать его. Так же, как и моей любимой Джейн.
Тогда все сложилось само собой. Джейн отправила нас вниз под воду к тому погибельному месту, которое сама же и нашла. На том подводном плато. Покрытом одним коралловым илом. И устеленным множеством обломков рухнувшего сюда пассажирского самолета.
Плато, прозванное мною, Платом Смерти.
Помню, как мы проверяли друг у друга акваланги и баллоны с большим объемом кислородно-гелиевой смеси. Перед самым погружением в то стопятьдесятметровое глубиной, обширное усеянное обломками у самой трехкилометровой пропасти отвесного заросшего горгонариевыми кораллами обрыва. Где лежали останки того пассажирского, разбившегося в полные дребезги о воду, воздушного некогда, крылатого и большого лайнера.
Все эти воспоминания лежат, по сей день тяжелым грузом в моей душе. И не желают покидать меня, не смотря на все, что было после. И после всего того, что случилось со мной. И то, что прошло пережить. И чем все закончилось.
Оставим эти все мои суждения на потом. Продолжим свой вновь рассказ, который и подведет в конце нас всех к конечному финальному итогу всего моего повествования.
И так…продолжим.

***
Мы шли с Дэниелом над самым дном, как нас инструктировала и советовала сделать настойчиво Джейн. Мы были в том самом месте, где была и она. Ошибки не было, это точно. Я был с ней в том нырянии, как раз над тем местом, откуда ее проводил в глубину этого обширного подводного плато. С места коралловой кромки обрыва.
Кругом были водоросли и кораллы. Я чуть не поронулся боком о морского ежа, засмотревшись на рыбу зубатку. Чуть не повредил прорезиненный свой синий с черными полосками гидрокостюм. Просто повезло, и осталась только на правом боку царапина от иглы этого большого черного лежащего на кораллах с длинными острыми иглами чудища. Их тут было полно, как и звезд. Дно уходило вниз в мутную водную пелену. Это был настоящий косогор, уходящий в сторону к океану, к обрыву. Этакая подводная с наклоном в одну сторону, где была обширная подводная яма.
Вот там у самого края я, на том самом месте, и подхватил мою красавицу Джейн, паникующую в слезах, летящую на меня как торпеда. Где мы и начали всплывать к поверхности.
Мы с Дэниелом нырнули с лодки и быстро достигли кораллового дна, насыщенного своей подводной многообразной красивой природой. Не менее насыщенной, как и любом другом подводным коралловом около островном ландшафте океанов. Здесь, также было полно всего и кораллов и коралловых рыб. Они просто носились стаями здесь и среди нас.
Помню, даже несколько местных, видимо барракуд, которые шли смертоносной быстроходной косой. Друг над другом в несколько особей. Они куда-то спешили за своим вожаком стаи и направлении самого океана.
Барракуды пронеслись стороной от нас. Всего в нескольких метрах, мерно идущих над коралловым дном в стайках разноцветных ярко раскрашенных рыбешек.
Так мы достигли того самого места, где я проводил свою любимую Джейн в то глубоководное погружение. И сейчас мы стартовали с того самого места. И шли по ее маршруту, вне всяких сомнений.
Мы прошли тот вниз идущий узкий скальный подводный пролом, который и был продолжением этой подводной ямы. Торчащий со дна вверх узким коридором, как раз до края, почти той коралловой кромки и выходящим внизу прямо на это песчаное плато. Его не было видно сверху того края обрыва, где тогда сидел я. Он метров на двадцать или тридцать был ниже меня. И по нему прошла первый раз моя любимая Джейн. Он был для нее ориентиром к возвращению назад. И надо было взять это на учет, как она и говорила.
Чувствовалась глубина, как и говорила Джейн. Здесь было не менее ста, а может и все двести метров. Я так, точно и не определил. Даже глядя на свой на правой руке глубиномер. Цифры почему-то прыгали от 100 до 200метров. В расчете как раз на 150. В среднем глубина была от 127 до 130метров. Мы несколько ошиблись в глубинах по карте. Здесь мне кажется, были достаточные глубины, особенно к краю пропасти. Возможно, чем ближе к отвесному скальному обрыву, тем глубже. Могло доходить и до 250метров. Это было уже опасно. И даже с кислородно-гелиевой смесью.
Видимость здесь была, просто отличная в этом странном месте. Вокруг далеко было видно, хотя солнечные лучи сюда практически уже не проникали. И было все же несколько мрачновато.
Было холодно на этой глубине. И по-настоящему одиноко. Может, потому, что тут не было никого. Ни единой рыбешки. По крайней мере, я не увидел ничего, кроме вокруг нас с Дэни одной мутноватой синей воды. И под нами белого кораллового песка.
Если, поначалу, там над проломом вверху было, просто море кораллов и всякой живности. То, тут не было ничего. Ничего кроме песка. Это было нижнее плато, которое видела, только моя ненаглядная Джейн. И теперь, видели мы с Дэниелом.
Ныряя сюда, мы предусмотрительно свесили трос и кабель от аппаратуры промера глубины и видеосъемки, от подводного сонара гидрофона эхолота и видеокамеры. Закрепив его у края обрыва за кораллы. На случай спасения, если, что. Чтобы, можно было вручную подняться. Закрепив скутер якорем на дне верхнего кораллового плато, мы были, теперь в самом, можно сказать его низу. На песчаной равнине. В морской яме, которую сверху не видно. Мы с Дэниелом шли над самым песчаным дном.
Это плато было ровное как футбольное поле. И совершенно пустое.
Вдруг неожиданно перед нами в мутной синеве воды появилась плывущая в нашу сторону странная крылатая, и очень большая тень. Она плыла нам навстречу, медленно приближаясь над песчаным дном. Дэниел остановился и показал мне рукой сделать тоже.
Мы замерли, зависнув в воде, лишь слабо работая руками и ногами в ластах. Потом, мы опустились, вообще на самое дно. Помню, рыхлость песка. Он, просто, расползался под руками и ногами. И мы замерли.
То, была большая манта. Королевская рогатая манта. Еще именуемая, морским дьяволом. Она шла сюда со стороны обрыва и издалека. Ведь, плато уходило к океану. И именно там, где-то вдалеке, был обрыв в глубокую на целые километры пропасть.
Моя безутешная любовь побывал, где-то там. Там, откуда приплыла эта громадная манта. Она чем-то напомнила мне мою Джейн Морган.
Дэниел затушил фонарик, как и я, следом за ним. Только пузыри отработанного гелия вырывались вверх из наших с Дэниелом аквалангов. И мы смотрели, как манта кружила над песчаной равниной нижнего плата, приближаясь кругами к нам. Сбивая своим большим крылатым телом наши вверх бурлящие и рвущиеся к поверхности от тяжелого дыхания, при выхлопе фильтров пузыри отработанной дыхательной смеси. Прошлась прямо над нашими головами.
Невероятно красивое морское создание. Родственник дальний акул. С белым брюхом и темно-синей почти черной как глаза моей Джейн спиной.
Что, она тут делала, где в настоящий момент не было никого, кроме нас. Даже, океанского криля, которым она питается. Я думаю, она, сюда приплыла, просто поплавать. Может, она уже здесь была не первый раз. А может, это ее был дом. Большой дом с песчаным дном.
Манта сделав большой круг почета, вдруг быстро разогнавшись в самой воде, теперь шла прямо на нас, и, почти, налетев на Дэниела, чем не на шутку видимо, напугала его своей полутонной рыбьей массой, резко взмыла вверх и пронеслась опять над нашими головами. Я помню, ее красивые большие на нижней белой стороне брюха работающие жабры. Я их видел в упор над своей в маске акваланга головой.
Помню, Дэни, пригнулся к коралловому песку. Почти, лег весь на него, опасаясь попасть под этот летящий на нас в воде на скорости 500килограмовый локомотив.
Да, удар был бы не слабый, налети она на кого-нибудь из нас. Обоих бы смела своим тяжеленным планирующим в толще океанской воды телом. тот был бы еще реслинг на белой песчаной арене. вырубила бы обоих и зашибла бы точно одним ударом.
Рогач взмыл вверх, и тут же появилась вторая манта. Их было две. Это были, наверное, самка и самец. Возможно, мы застали их в период брачных игр. В сезон спаривания. Возможно, и это место было местом спаривания этих красивых живых чудес моря. Это были, поистине красивые огромные создания Тихого океана.
Манты опять вернувшись, парили кругами вокруг нас, мелькая то черной, как глаза моей ненаглядной красавицы Джейн, спиной, то, белыми с неровными пятнами животами, словно играя уже и с нами. Их длинные черные как кнуты или как нейлоновые корабельные канаты нашей «Арабеллы», хвосты, парили вослед своим хозяевам. А, мы, соприкоснувшись с илистым коралловым дном этого песчаного обширного островного плата. Замерев, лишь, наблюдали и любовались, даже забыв обо всем этой красотой. И грациозностью этих чудесных морских созданий.
— «Жаль, моя Джейн не видит этого!» — я тогда подумал восторженно — «Не видит этой красоты!».
Она когда здесь была, вероятно, не видела их. Она ничего про них не говорила.
Я забылся и замечтался, глядя на красоту этих океанских рыб.
Я смотрел на мант. И видел себя и мою Джейн, парящими в толще этой воды. Нашу игру в глубинах океана. Мы были с ней как эти две красивые манты. Эта чернота их спин как глаза моей ненаглядной американки Джейн. Это их кружение в воде. Этот танец любви двух влюбленных друг в друга любовников отдавшихся на волю дикой водной стихии.
Дэниел толкнул меня кулаком в плечо. И показал, что надо плыть дальше.
Я пришел в себя. И заработал ногами и ластами вослед ведущему.
Вскоре появились первые признаки катастрофы. Первые обломки, похожие на останки разбившегося о воду самолета.
Здесь место было более каменистое и менее заполненное коралловым илом. Дно покрывали заросли кораллов и водорослей, как и на верхнем плато и обломков становилось все больше. Вскоре дно оказалось совершенно завалено обломками, покрытыми водорослями и кораллами.
Я увидел первые два самолетных кресла, оторванные и выпавшие уже, вероятно в самой воде. Несколько чемоданов набитых, по-видимому, до отказа вещами. И как ни странно велосипед. Он лежал вверх резиновыми колесами на ржавых ободах. Весь заросший кораллами горгонариями и в водорослях. Здесь были и куски бортовой обшивки. И, похоже, даже, вещи утопленников. Сумки и чемоданы. Все это превратилось в однородную заросшую кораллами массу на каменистом дне нижнего плато. Мелкое крошево останков самолета, вели нас по следу катастрофы.
На пути попалось еще несколько оторванных кресел с ремнями безопасности в застегнутом виде на замках, выпавших из развалившегося самолета и куски обшивки, и обломки корпуса лайнера.
Становилось все холоднее и глубже. Потянуло сильным течением. И, Дэниел ухватился за мою руку своей рукой. Именно здесь, наверное, и побывала моя любимая Джейн. Это место ее и напугало. И, она под впечатлением всего кругом не решилась дальше плыть. И вернулась назад.
Нас потащило в сторону океана. Мы, слабо работая ногами и ластами, буквально стоймя зависли над каменистым, теперь замусоренным самолетными обломками дном. Мы оба глубоко и тяжело дышали, пуская вверх с фильтров аквалангов обильные крупные в воду углекислые пузыри. Сказывалось сильное уже давление. Надо было проверить еще впереди. Там я увидел силуэт в глубине синеющей воды. Что-то, более крупное. Тенью оно лежало на каменистом, как и обломки, дне плато. И было глубже, чем там, где мы были с Дэниелом, стоя вертикально борясь сильным течением.
Это был располовиненный ударом об воду кусок корпуса самолета. Там, чуть дальше, от него был еще один. И так, видимо до самого низа и края самого океанского обрыва. И все усеяно обломками и вещами смертников. От которых, уже ничего не осталось в океанской соленой воде.
Кусок маячил нам навстречу своими пассажирскими повыбитыми о воду иллюминаторов окошками.
Я показал Дэни на тот ближний большой кусок. Торчащий силуэтом в синей воде. И мы устремились, борясь с течением к останкам искалеченного о воду пассажирского большого самолета.
Глубина здесь была больше ста. Это точно. Давление давило на голову и тело. Становилось еще тяжелее дышать. Глубина росла, но мы плыли упорно и настырно, над дном, чуть не касаясь вещей утопленников и мелких обломков. Дэни неудержимо рвался вперед, а я за ним.
— «Джейн! Любимая моя красавица, Джейн!» — бурлили мысли в моей голове — «Моя Энн Бони! Это твой BOEING 747. Мы нашли его! Мы нашли твой с Дэниелом борт 556! Мы нашли его. Ты, первая его нашла».
Мы заплыли в этот большой оторванный фрагмент пассажирского самолета. В трехцветной облупленной раскраске фюзеляжа. Это была средняя часть BOEING 747. Она была в относительной целости, если не считать ее обломанной по обеим сторонам и недостающие несколько с краю пассажирской палубы тех самых, видимо, выброшенных при аварии за борт кресел. Что нам попались на пути сюда. Виднелись останки внешней и внутренней обшивки и перегородок. Еще уцелевших, при жестком падении о воду. Часть кресел лежала разбросанными на дне под нами, оторвавшимися, здесь же, при ударе о дно.
Эта часть самолета, с бортoвой надписью компании «ТRANS AERIAL», была салоном второго класса.
Все кресла со свисающими ремнями безопасности с застегнутыми замками. И в креслах никого. Океанская вода и соответствующие условия сделали свое дело.
Часть самолетного корпуса лежала прямо на острых черных камнях своим, сильно приплюснутым в стороны от удара брюхом.
Я заметил крыльевую одну в стороне большую правую плоскость Боинга с двигателями на них, зарывшиеся до середины в ил. И камни. И уже заросшие, тоже, кораллами и водорослями. Вторая левая, как я не заметил, вероятно, упала в пропасть, как и ряд деталей самолета. Не было ни одного колесного шасси, возможно, они так и остались внутри днища самолета и не вывалились при ударе лайнера о воду и каменистое в этом месте дно.
Здесь все плато было вокруг в обломках.
Печальная, скажу вам, и удручающая картина. Никого, только кресла со свисающими ремнями на замках безопасности. И оторванные, такие же кресла на дне плато, вокруг центральной части самолета.
Мы с Дэниелом, проплыли вдоль его по внутренней стороне большого фрагмента корпуса. И, повернув, влекомые сильным подводным течением, отправились дальше ко второму куску самолета.
То, был хвост с вертикальным высоким стабилизатором. И надписью еле заметной 747. На вертикальной основной лопасти. Что и подтверждало еще раз идентификацию нашей с Дэниелом находки.
Он лежал горизонтально поверхности самого заросшего кораллами каменистого дна. Его боковые большие лопасти стабилизаторов высоты, почти лежали на самом дне. На внешней обшивке сохранилась местами еще краска.
Мы проплыли мимо. Нам надо было обследовать дно и найти голову рухнувшей с неба сюда машины. Кабину, где размещались пилоты. Это головная часть пассажирского отсека первого класса. И над ним кабина пилотов.
Дэниел уже начал, как и я сам, опасаться, что, не упала ли она в пропасть с обрыва. Тогда, наш успех был бы фатальным. Нам нужны были черные ящики самолета. Это была приоритетная задача.
Боинг сильно переломался при падении о воду. Он разбился на три куска. И его обломки разлетелись по дну на обширное расстояние вокруг места его падения. Без сомнения, что часть, какая-то упала и в многокилометровую пропасть, которая была впереди нас.
Мы хотели пойти дальше. Туда, где дно уходило вниз, и было значительно глубже. Дэниел собирался дойти до края бездонного пропасти.
Я показал руками Дэниелу об вероятной опасности. И, он в этот раз, послушался меня.
Смесь была на исходе. Было 12:30. И мы уже устали и надо было возвращаться. Надо было выбираться отсюда быстрее.
Не найдя нос самолета мы прервали поиски, когда я показал Дэниелу о большом расходе кислородной смеси. Глубоко дыша на такой глубине под высоким для человека давлением расход смеси был большим. И надо было отсюда делать быстрее ноги. Мы, буквально, соприкасаясь друг друга, и взявшись на всякий случай руками, пошли назад. Почти, против течения. Цепляясь за дно ластами. Нам даже, пришлось расцепиться и идти, руками хватаясь за кораллы и обломки, и вещи с разбившегося самолета приросшие ко дну плато.
Течение со стороны большого острова. Откуда, точно не ясно, но было здесь, видимо постоянным и очень сильным. Неудивительно, что часть обломков унесло. И наверняка в открытый океан. И только более тяжелые и прочие детали и вещи с самолета, упав каким-то непонятным образом, зацепились за дно, за кораллы. И вросли, теперь в них, чуть ли не целиком.
Я запомнил, почему-то те первые два пассажирских кресла. И несколько сумок и чемоданов, набитых скорей всего пассажирскими вещами в зарослях красных кораллов горгонарий. И даже, велосипед, вернее то, что он из себя сейчас представлял, торчащий из самого дна вверх ободами с резиновыми колесами.
Вдруг появилась манта. Она появилась над нами и плыла, почти наравне с нами над нашими головами. Мы плыли практически наравне, против течения. Я был удивлен, как моя красавица Джейн вышла отсюда. Хотя она, возможно, не доходила досюда, где побывали мы. И не была в таком течении, но предупредила о нем нас.
Манта плыла вместе с нами. И была одна. Может, это другая манта, а не из тех двоих. Третья и одинокая, заплывшая сюда из океана. Может, в поисках своей любви.
Мы пропустили ее вперед. И, она, также, как и мы шла над самым дном.
Мы повернули в сторону. В направлении пролома и вышли, снова на песчаное дно. Ровное как стеклышко. Дэниел погреб ластами, что силы вырываясь из слабеющего подводного течения, как и я идущий за ним следом.
Надо было возвращаться. И как можно быстрее.
Время было на исходе. Я постоянно, теперь поглядывал на свои подводные часы. Они показывали 12: 35, и становилось слишком тяжело дышать. Уже не хватало смеси в баллонах. И мы прошли быстро пролом, где течение прекращалось. И, вскоре поднявшись с нижнего плато, мы ухватились за висячий над краем кромки обрыва перед ямой кабель трос с эхолота, сонара гидрофона и видеокамеры.
Мы ухватились за него обеими руками. И, почти в раз, и, перемещаясь по нему руками, перехватываясь пальцами за этот длинный кабель-трос, и подгребая ластами, в окружении рыб губанов, пошли на всплытие к нашей, на поверхности воды, резиновой лодке. Очень медленно, стравливая отработанный гелий на выдохе, проходя декомпрессию.
Первым вынырнул Дэниел. И, выплюнув мундштук шланга и сняв маску, забросил ее в наш скутер. Потом это, тоже, самое после всплытия сделал сам. Мы отстегнули пустые уже практически, плавающие на воде баллоны. И вскарабкались на борт лодки. Забросив ноги, я и Дэниел, упали на дно скутера уже без сил. И тяжело дышали в сильной одышке, вдыхая свежий воздух идущий порывами ветра с океана.
— Ветер, снова, ветер! — произнес Дэни, расстегивая на груди гидрокостюма замок — Ну, наконец-то! — он произнес радостно — Я уже, думать начал тут, что его уже не будет, никогда! — он почти, кричал от радости, лежа в лодке на спине рядом со мной. Мы лежали друг к другу головами.
— Сильно и вправду, это там течение! — громко тоже, произнес я. И тоже, расстегивая замок гидрокостюма — Ели вытянули! Нужны запасные с собой баллоны! Смеси не хватит. И конец!
— Верно, Володя — уже успокоившись. И более сдержанно и тихо, все еще тяжело дыша, произнес Дэниел — На всех брать придется на троих.
— В смысле? — переспросил я его.
— Джейн, тоже поплывет — ответил он мне — Снова. Ей хочется там побывать. Дальше от того места, где она была. Она отличная пловчиха. Ты сам видел. И ее помощь, может, тоже пригодиться, если, что, там на глубине.
— Хорошо — произнес, помню я — Втроем, значит втроем.

***
Мы вернулись на яхту. Было час дня. Вернулись как раз к очередному обеду. С кают из камбуза внизу вкусно пахло чем-то варенным. Это моя красавица Джейн, что-то нам приготовила с Дэни своими миленькими девичьими черненькими от загара ручками.
Подняли на борт ручной лебедкой с оборудованием надувной резиновый наш скутер. И, не выгружая его, поставили на самый край левого борта яхты.
Палуба из красного дерева, снова была горячая как сковородка. Но, поднявшийся уже достаточно сильный ветер, подавал надежу на хоть какое-то облегчение.
Джейн нас встречала, уже переодевшись в джинсовые, снова свои шорты, плотно облегающие ее кругленькую попку и загорелые до черноты девичьи бедра. Она помылась в душе. И от нее пахло свежестью девичьего тела. Джейн надела красную свою, снова бейсболку и желтую с картинкой футболку. Как всегда, поверх своего узкого плотно прилегающего к ее девичьему, почти как уголь загоревшему женскому телу желтого купальника. Джейн, пока мы ныряли, сделала генеральную уборку на яхте. И сготовила обед. Она обняла нас и сказала, что пора обедать и ждет нас внизу в главной каюте Арабеллы. Она расспросила о нашем нырянии и Дэниел воодушевленный находками, ей все сам без моего вмешательства поведал все в подробностях. Я поцеловал ее в губы. И, проводив до спуска вниз к жилым каютам, принялся менять баллоны. Загружая поднятый на борт лебедками резиновый скутер, новыми баллонами со свежей закачкой гелиевой смеси. Я заменил маски и ласты, и сами гидрокостюмы. Дэниел сказал взять и акваланг самой сестренки Джейн.
Джейн, тоже с нами пойдет в следующее погружение. Она, все-таки, должна там побывать. Он так считает. И я, думаю, он возможно, прав. Это был самолет и ее отца. И она должна быть там. К тому же, она его и нашла.
Мы, тоже, приняли душ, по-быстрому и по очереди с Дэни. И отобедали в главной большой нашей кают-компании. Обставленной небольшим столиком. Кожаными креслами, и диваном в главной каюте «Арабеллы». Вместе с нашей красавицей Джейн.
Свежий ветер дул с Востока на Запад. Из-за скалистых хребтов островов. И можно, было при случае ставить паруса.
Я разделся до плавок. И обдуваемый этим ветром в одних опять только плавках и сланцах, наслаждался блаженной прохладой.
Джейн занялась со мной снаряжением аквалангов. И закачкой гелиевой с кислородом смеси в баллоны.
Дэниел, снова занялся мотором. Он, снял его с моей уже помощью. Он зараза, снова барахлил. И ему это не нравилось. Но, Дэниел был спокоен и не нервничал больше. Он не был таким как раньше. Он успокоился и был даже доволен. Он нашел следы катастрофы самолета своего отца. Он спокойно разговаривал с Джейн. И был опять выдержан и оптимистично настроен на работу. Сложилось впечатление, что у Дэниела, даже, прекратились какие-либо страхи за свою жизнь и жизнь сестры. Он был у своей цели. Он стал более решительным, чем был до этого. Дэниел стал каким-то, теперь отрешенным от всего. Он стал, каким-то, теперь отчаянным. И порой безрассудным в своих действиях. И это теперь был его другой краеугольный камень. Этот вот камень и стал, вскоре причиной трагической Дэниела в скором времени гибели.
Джейн, теперь больше волновалась, чем он. То, что он увидел, внесло некоторую надежду в сердце двадцатисемилетнего американского парня, что он выяснит, в конце концов, в чем была причина гибели Боинга-747.
Дэни верил теперь, что найдет подтверждение в данном преступлении определенной роли и его дяди Джонни Маквэла. Это он и проболтался как то по пьянке Дэниелу о темных делах мистера Джексона. О золоте на борту лайнера. И загадочных его причинах гибели. Видимо, совесть его мучила. Или, просто по пьяной дури язык развязался. Дэниел стал угрожать Джексону в расследовании этого дела. И скоро будут все факты против мистера Джексона, с которым, он, теперь, чуть ли ни лично враждовал. Пообещав докопаться до причин убийства его отца.
Дэниел рассказывал как его первый раз, даже избили у дома того Джексона. Когда, он пообещал выяснить причины гибели своего и Джейн отца. Он попал, даже в больницу с травмами. Были свидетели конфликта, правда, теперь все покойные. Инцидент был, даже в местном и государственном СМИ США. Но, нужны были и доказательства вины мистера Джексона в гибели лайнера. Это требовалось и его подельникам в его темном бизнесе. Они хотели, тоже знать, где их золото. Тогда там, в Калифорнии все говорили об этом. Даже, ФБР и в полиции знали, кто такой мистер Джексон. Но, доказать его причастность к исчезновению с золотом и людьми пассажирского гражданского самолета было невозможным. По причине пропажи и того и другого. Нужны были факты и улики. И вот, первый факт, правда, еще непроверенный, тогда появился в руках его сестренки. И моей теперешней любовницы Джейн.
Джексон боялся за это золото. И за свою шкуру. Несмотря на связи, он рисковал сам перед своими подельниками. Хапнув их накопленный на крови и продаже оружия общак. Он стремился скрыть все следы своего преступления под видом неизвестности. Мол, нет самолета и нет золота. И, он тоже, не причем. Просто, несчастный случай и все. Если, кто-либо узнает о его причастности к гибели самолета и пропаже золота. То, ему голову будет не снести. И он это прекрасно знал. И делал все возможное, чтобы хапнуть и золото. И спастись от гнева своих подельников по кровавому бизнесу.
От Дэниела и Джейн требовалось найти черные аварийные ящики BOEING 747.
Теперь есть карта этого островного скалистого и мрачного архипелага с курсом борта 556. И то, что над этими островами прервалась связь Боинга в грозу. И вот, теперь, когда Джейн нашла первые останки лайнера, появилась надежда узнать правду о гибели отца и самолета. И Дэниел был, теперь в особом, трудовом поисковом настрое, пережив свой недавний нехилый трагический и горький стресс.
Он взял себя в руки, хотя и было видно, ему было все еще неприятно за свои глупые неприятные сцены той истерии, которая чуть не закончилась для него смертью. Но, он знал, что все сгладиться, особенно если ему удастся найти и золото, и черные ящики борта ВА 556. Тогда, он придавит этого убийцу его отца Джексона. Проявит себя как реальный и настоящий держащий свое слово человек и взрослый мужчина. Он придавит это мистера Джексона. Который, долгое время общался с отцом Дэни и Джейн. Он был их другом семьи еще с Южной Америки. С Панамы. Они, тогда, неплохо ладили. И отец работал на мистера Джексона какое-то время. Занимался воздушными перевозками, лично для него. Потом отец перешел в гражданскую авиацию. И отошел от дел Джексона. Но, обстоятельства так сложились, что судьба их, снова свела в авиакомпании «ТRANS AERIAL». Где и работала, какое-то время и сама Джейн.
Этот смертельный перелет был санкционирован компанией и Джексоном. И отец оказался, возможно, не случайно командиром этого рейса до Индокитая. Хотя, мог и не знать предназначение груза в самолете. И самолет мог погибнуть, тоже не совсем случайно. Его гибель, могла быть тоже, организованной. Судя по характеру катастрофы BOEING 747, пытался сесть. Совершить аварийную посадку. И его такой сказочный и загадочный большой полукруг радиусом в несколько километров до этих островов, возможно не результат возникшей на его пути грозы. Отец Джейн и Дэниела как командир самолета пытался спасти людей в самолете и свой экипаж. Он пытался, приводнись воздушное судно. Но внутренний в самолете взрыв сделал свою роковую роль. Потом удар о воду со скоростью летящего на полном ходу железнодорожного локомотива и все. Теперь вокруг по всей широкой подводной песчаной и каменной островной площадке зоне крушения одни обломки рейса ВА 556. Погибли все. Вероятно все. И от взрыва и от падения.
Как рассказывал Дэниел, ставка была сделана на его с Джейн отца. На его способность пилота бороться до конца за живучесть самолета и людей. И Джексон должен был знать, где искать самолет. И кое-кто, из авиакомпании «ТRANS AERIAL». Маршрут был, как раз указан на единственной той карте, что выкрала в компании Джейн. И из-за, которой, погибло уже достаточно людей. И вот, теперь, Джексон преследовал их по Тихому всему океану из-за своего золота. Неясно, почему он так решил. Но, он неотступно следовал за ними до места катастрофы. Джейн слышала, что собственной даже персоной на той черной яхте.
Без сомнения на «Арабелле» был где-то маячок. Иначе как они так уверенно держались на нашем курсе. По нашему следу шли профи убийцы и подводники, нанятые для этого дела. Из числа в прошлом военных. Диверсанты и спецы, помимо, на борту той яхты всякого бандитского сброда. И ждали любой теперь возможности встретиться с нами и нас самих там у того дальнего острова.
Они видели нас. Видели постоянно и следили за нами, за нашей яхтой.
Джейн поддерживала всем сердцем родной сестры родного брата Дэниела. И тоже, хотела того же. Но, она была все же женщиной. И боялась за родного брата. Она ему и помогала, как могла и оберегала тоже. Ей было вдвойне тяжело, от любви ко мне и к своему брату. И, будучи моей любовницей, тешила надежду собственной защиты своему брату в лице более взрослого подобранного в открытом океане мужчины.
Джейн был женщиной, и ничего другого от нее не стоило ожидать. Это свойственно всем женщинам. Безумно влюбленным и наделенным чувством материнской жертвенности. И этот их морской круиз на яхте по Тихому океану был в основном круизом самого Дэниела. А, Джейн была его лишь, помощницей солидарной в любой поддержки родному брату. Еще она была отличной пловчихой. И умелой и искусной дайвингисткой ныряльщицей. Она, неоднократно, это уже доказала, даже мне не знавшему ее способностей. еще Джейн хотела детей и стать матерью. А это нелегкое для молодой совсем двадцатидевятилетней женщины решение.
Дэниел, после глубокого ныряния и созерцания множества обломков на песчаном донном плато, вернув себе, вновь командование яхтой и всей операцией обследования. Решил предпринять после непродолжительной подготовки вторую попытку обследования места крушения самолета.
Я как, всегда был в подчинении молодого этого парня как гость, спасенный им. Я не претендовал здесь на роль главного. Для меня главной целью в жизни была и оставалась Джейн. Раз я не н а шутку, скурвился с его сестренкой. И ради нее был готов и в огонь и в воду. Как и сама сестренка Дэниела Джейн, которая была без ума от русского моряка с утонувшего судна «KATНАRINЕ DUPONТ». Да, я, вообще уже запутался во всей этой истории о себе любимом.
Пусть все дальше идет, так как идет своим морским течением. Я так решил.

***
Дэниел, посматривал в бинокль за горизонтом и соседним островами, был в полной норме. И решил предложить ему перегнать «Арабеллу» ближе к месту крушения борта ВА 556. Именно, туда за большой остров. И там бросить якорь.
Яхта была подготовлена и переоснащена вся в новой оснастке. И с новыми из новой парусины белыми парусами. На своем полном крейсерском ходу. Заправлена топливом. Исправна полностью в двигательном отсеке. И постоянно подзаряжалась на аккумуляторах и генератором на батареях. Так, что в любой момент, могла сорваться с места, и на полном ходу уйти из этого скального архипелага в открытый океан.
Дэниел проверил вместе со мной ее все приборы электронику. Ручное управление и автопилот. Джейн, тоже не осталась в стороне. И, тоже нам помогала, как могла. Особенно при перегоне к месту крушения. Она стояла, щелкая переключателями, включала по очереди правый и левый двигатель, запуская пятилопастные винты на длинных валах, от двух двигателей, по очереди. Маневрируя ими, стоя исключительно у штурвала. И ловко перекладывала руль в ручную из правого положения в левое, маневрируя по команде моей теперь, стоящего на носу, и следящего за фарватером. Пока Дэниел пялился, снова, в свой военный бинокль на соседние с этими островами скалистые черные острова.
Джейн, одетая в джинсовые шорты вместо шелкового своего короткого шелкового телесного цвета халатика и желтую с картинкой ту пляжную футболку. Она не снимала, сейчас своих темных зеркальных солнцезащитных очков, на своем миленьком девичьем личике, и маленьком латиноамериканки прямом носике, рулила по моей команде то вправо, то влево, под широким навесом от жаркого летнего тропического солнца, пока Дэниел, снова ремонтировал лодочный мотор.
Здесь было кругом глубоко, и дно было метрах в семидесяти под нами. Спущенный в воду веревочный лот показывал глубину, варьирующуюся от 60 до 80 метров. Практически везде. И кораллы были глубоко внизу под яхты днищем, и килем. Вопрос о столкновении с подводным препятствием, даже не стоял. Это не тот мелководный заросший рифами океанский атолл, где мы пережидали шторм. Где местами кораллы торчали из самой воды. Мы с большим трудом, тогда выбрались при мелководье отлива из его коралловой лагуны, надежно защитившей нас всех от океанского большого шторма и той гангстерской пиратской черной яхты.
Дэниел решил, прямо с яхты уходить в погружение и сразу к краю верхнего плато, чтобы не мучиться со скутером. Постоянно, следя за его работоспособностью. Хотя, он, таким образом, подставлялся нас под удар тех, кто преследовал нас. Я его предупредил на счет этого. Я ему сказал, что если на «Арабелле» есть маячок, то ее можно, запросто, отследить. И любое передвижение яхты. Привлечь к своим действиям еще больше не желаемого внимания.
Так оно и вышло, вскоре. И послужило сигналом к нападению.

***
Джейн жутко, теперь боялась за Дэниела. Она видела, какой он, теперь. После того, как он пришел в себя, после дикого психического срыва. И перенес нешуточный стресс. Он стал совершенно другим. Дэни перестал совершенно всего бояться. И, наверное, даже смерти.
Джейн за него, теперь боялась еще сильнее, чем раньше. Впрочем, она и так за него боялась, как за своего родного брата. Она, теперь и за меня боялась.
Женщина есть женщина. Я как русский моряк, так вот, по-русски и понимал ее. Она, хоть и была американка, но все, же женщина. И к тому же, она стала обрастать моими русского моряка привычками. За время нашего с ней общения, в основном близкого, еще и русским в довесок менталитетом. помимо знаний уже отличного почти русского языка, я видел, как у Джейн появлялись мои привычки и замашки, что порой удивляло Дэниела. Потом, Дэни уже к этому привык, как и ко мне самому. Я всего вам не рассказываю из нашего того долгого морского путешествия, как и многое из нашего общения. Думаю, это лишнее.
Я, только, пересказываю те события, которые необходимо было пересказать, как и любовь моей ненаглядной Джейн ко мне. Наши близкие во время нашего путешествия отношения, которых у меня не было ранее. И не будет уже никогда. Потому, что я любил ее. Любил безумной и откровенной любовью как ненормальный и чумовой. Равно, как и она меня. Это была неотъемлемая часть всего моего рассказа, которую нельзя было не рассказать.
Так вот, Джейн боялась за брата Дэниела. И полностью доверяла его жизнь и судьбу мне теперь. Русскому моряку. Она хотела, чтобы я не отходил от Дэни ни на шаг. Особенно под водой.
Но, избежать того, что должно было, вскоре произойти, было не возможно.
И как бы я не хотел оградить Дэниела, моего лучшего друга от надвигающейся на него неминуемой смерти. Я бы ничего не смог сделать. Равно как и они по отношению ко мне. Это была судьба или ее роковое трагическое проявление. Как угодно, но, я не смог, бы, при всем моем желании, уберечь Дэниела от того, что с ним должно было вскоре случиться.

Борт ВА 556

На часах было четырнадцать двадцать в главной каюте «Арабеллы». Восьмые сутки в океане. Восьмые сутки за линией экватора. Вторые сутки в районе крушения борта 556. Среди отвесных черных скал двух самых больших в архипелаге скальных островов. На якоре на пятьсотметровой цепи. Практически посреди коралловой огромной лагуны. И достаточно глубокого двух ярусного кораллового плато под нами.
Где-то там, в сторону Тихого океана, лежат обломки пассажирского самолета. Там, на краю океанической многокилометровой бездны под постоянным сильным течением со стороны островов.
Там на глубине превышающей сто метров, лежат останки тех, кто погиб здесь, найдя вечный покой в здешних водах. Покой четырехсот пассажиров
и членов экипажа. Их вещи вперемешку с обломками самолета BOEING 747, рассыпаны по всему нижнему плато до самого края обрыва. И там, где-то среди них должно лежать десять тонн золота. А так же бортовые черные ящики самолета. Там, где-то в зарослях кораллов горгонарий и водорослей.
Там, где нет ничего практически живого. Лишь, иногда заплывают с океана скаты рогачи-манты и акулы.
Солнце палит, по-прежнему нещадно, но появившийся сильный ветер, все, же помогает легче переносить палящую его жару. Оно, помогает «Арабелле» выйти на заданную точку, намеченную Дэниелом над местом крушения самолета. По солнцу по старинке можно выставлять нужные заданные координаты.
Дэниел бросил якорь в нужном для дальнейших погружений месте. И закрепил на одном месте нашу «Арабеллу». Как раз, над самым тем местом, где мы наметили свое к Боингу и его останкам второе погружение. Подготовив акваланги. И все дополнительное оборудование. Баллоны с кислородно-гелиевой смесью для глубокого погружения. Мы, втроем уже спустив лестницу с кормы яхты, и свесив веревочный фал, проводной кабель от подводной исследовательской аппаратуры на лебедке, снова для собственной подстраховки уже до самого дна на все сто пятьдесят метров. Над местом падения самолета.
Я с Дэниелом и Джейн, спустили еще тросы. Туда же, с бортовой лебедки. На конце мы закрепили объемистую мелким сечением сеть. Этакий рыболовецкий сетчатый из нейлоновой плетеной нити кошель, вытащенный Дэниелом из трюма и прикрепленный грузилами по краям для утяжеления. Убрав резиновый надувной скутер с правого борта. И переместив его вручную без мотора на нос нашего круизного быстроходного океанского круизного судна.
Лодка уже была не нужна. Дэниел решил делать погружения, прямо с яхты, страхуясь по возможности спущенным длинным до самого дна второго плато тонким, но прочным проводным веревочным фалом кабелем, как и раньше от глубоководного эхолота сонара и самой камеры видеонаблюдения.
Расчет был верен и продуман. Учитывая там внизу сильное течение это все было крайне необходимо, как для поиска и подъема черных ящиков, так и личного спасения в случае, какого-либо под водой несчастного случая или происшествия. Надо было найти при случае и золото. Как доказательство преступной контрабанды на борту погибшего самолета. Поднять хотя бы несколько слитков этого драгоценного добра.
Дэниел на это, тоже рассчитывал. Ему нужно было найти хотя бы слиток, чтобы явиться в полицейский участок у себя дома, там, в Калифорнии. Или, лучше прямиком в ФБР, вместе с черными ящиками. Вполне возможно, что на борту самолета, могло быть еще и оружие. Что могло, послужить еще одним весомым доказательством против мистера Джексона.
Снова, заряжены баллоны с большим объемом кислородно-гелиевой смеси. Проверены по новой шланги с мундштуками и воздушные фильтры, следом и гидрокостюмы на предмет целостности и вероятных в прошлом погружении. Возможных внешних и внутренних повреждений прорезиненной ткани. если вспомнить мое соприкосновение с острыми длинными иглами большого морского ежа. Я лично осмотрел свой синий с белыми вставками полюбившийся гидрокостюм.
Заменили маски и ласты. Сменили свинцовые поясные противовесы.
Дэни собирался надеть свой тот черный акваланг с желтыми вставками на руках и ногах. Хотя, у него было еще два гидрокостюма. Он сказал, что этот лучше переносит глубинное давление. Его прорезинка толще и тверже. Мне посоветовал взять один из своих, что я и сделал. Так на всякий случай, чтобы не заморачиваться с проверкой на герметичность с использованным аквалангом.
Ему надоело смотреть, как я кропотливо искал дырки на боку и рукаве гидрокостюма.
Дэниел сбросил, прямо на палубу с себя всю до черных своих плавок одежду вместе с темными солнечными очками. И взял лежащий приготовленный для себя гидрокостюм.
Я, следом за Дэниелом снял с себя бейсболку и свои брюки. Цветную рубашку из его подаренного мне гардероба. Сверкая в одних плавках тельного цвета своим атлетическим загорелым до черноты телом перед моей красавицей Джейн. Совращая ее в очередной раз русского моряка своим сексуальным мужским мускулистым спортивным телом. Я, кинув свою одежду рядом с одеждой Дэни. Взял один из таких же черных прорезиненных гидрокостюмов, какой был у Дэни, обсмотрев его весь. И, прейдя, к выводу, что годиться вполне, решил его взять, заменив свой. И жалеть даже не пришлось. По сути, он меня и спас, потом своим темным цветом на глубине плато.
Мы с кормы яхты на веревочном кабеле подводной аппаратуры спустили на глубину ста пятидесяти метров на дно второго плато запасные литров на восемнадцать, закачанные гелиево-кислородной смесью до отказа баллоны акваланга. В следующем погружении мы решили с Джейн и Дэниелом их спустить на дно под грузом у провала. Для подстраховки, учитывая сильный перерасход смеси на глубине, когда опять пойдем с Дэниелом вдвоем в погружение на поиски черных самописцев ящиков Боинга.
— Поправь, вот здесь — сказал Дэниел Джейн, застегивая на груди замок гидрокостюма. Поворачиваясь к ней спиной — Опять, там, что-то мешает.
И Джейн, чмокнув в щеку брата, загорелыми своими ручками, там поправила завернувшийся воротник. У шеи гидрокостюма под шлангами воздушного фильтра. Опять, как и тогда, на том мелководном атолле. Она, сверкая на меня, снова своими черными, как ночь глазками сделала это. Словно все в точности повторялось опять как тогда.
— А, у тебя все нормально? — спросила она, мягко и нежно. С сексуальным тяжким придыханием меня в своей девичьей полненькой в ровном плотном загаре груди, при нас быстро раздевшись. Сняв темные зеркальные солнечные очки и мигом, выскочив из джинсовых шорт и желтой той своей футболки. Бросив их на палубу «Арабеллы».
— Может, тоже, что-нибудь поправить? — она произнесла и хитро улыбнулась.
— Ну может что-то в моих сейчас плавках там в глубине гидрокостюма, Джейн – я произнес ей негромко и поцеловав в нежную женскую смуглую щечку.
Она, закатив свои под верхние веки девичьи черные как ночь красивые глаза, лишь хихикнула мне в ответ.
— Еще поговорим об этом — произнесла мне Джейн – Я единственная, кто на это имеет право и имеет право делать.
Красуясь передо мной своей, загорелой до угольной черноты наготой. В своем желтом узком купальнике. Треугольными лепестками лифчика облегающими ее девичью с торчащими в мою сторону черными сосками грудь. Обтягивающим, плотно ее узкую спину тонкими лямками. В узких, подтянувшими ее вверх волосатый с промежностью лобок, донельзя натянутыми на бедра, ляжки, с полненьким ягодицами широкой женской загорелой задницы плавками. Джейн без стеснения своего брата Дэниела, просто уже нагло, развратно играючи, так и как бы шутя, потерлась о мой торчащий возбужденный в гидрокостюме в плавах конец своей девичьей вагиной и лобком. Прижавшись ко мне, своим с круглым пупком загорелым до угольной черноты округлым красивым животом и забросив свои руки мне на плечи.
— Я бы сейчас знаешь что сказал? – произнес я, моей красавице Джейн.
— Что? – она произнесла, громко смеясь мне в лицо, заигрывая со мной, как школьница девчонка.
— Да, но, не сейчас, милая моя — сказал я, ей смотря ей в глаза, застегивая замок на груди акваланга — Попозже, когда сплаваем.
Дэниел только широко улыбнувшись, покачал своей кучерявой черноволосой мне головой и пожал своими широкими плечами.
— Ладно, хватит хохмить и раздаривать любовные намеки и комплименты — произнес, улыбаясь Дэни — Нам еще нырнуть надо, а там течение и глубина. Все проверили друг у друга?
Джейн, глянув скользящим критическим взглядом своих черных глаз на брата. — Повернись — сказала она, также нежно и мягко — Кругом милый.
Я повернулся сначала спиной к ней. Она все осмотрела и потрогала, все, проверяя на работопригодность. Потом, повернулся и наши любвеобильные взгляды снова встретились.
Джейн смотрела на меня влюбленным взглядом своих черных, как бездна океана глаз, не отводя их. И намекая на очередную любовь этой будущей ночью. Я смотрел в те ее как сама бездна океана глаза и сходил снова с ума от своей красавицы двадцадевятилетней молодой латиноамериканки. От ее тех гипнотических убийственной красоты глаз, и милого смуглого до черноты загорелого личика.
Я как умалишенный даже на время, забыв о поставленных только что подводных задачах, от любви, смотрел на ее миленькие ушки с золотыми колечками сережками и закрученные в тугой пучок на самом темечке черные вьющиеся длинные волосы.
Я опять хотел ее, но надо было подчиняться общему нашему, теперь делу. И, снова, приказам нашего восстановившего себя в правах капитана Дэниела.
— Джейн – я произнес ей – Джейн. Дэни ждет.
Джейн еще раз глянула на него своим убийственным женским взором черных глаз.
Она, чмокнув, своим алыми полненькими горячими жаркой и сексуальной любовницы губками, словно украдкой меня быстро в мои губы, развернулась и пошла к месту, где лежал приготовленный для нее на палубе прорезиненный гидрокостюм. Виляя демонстративно перед своим любимым любовником и мужчиной своими крутыми красивыми девичьими перетянутыми тугими тесемками плавок загорелыми такими же, как и ее все тело, бедрами ног. Очарованная помешанная на роковой безудержной и губительной любви ко мне молодая моя любовница.
— Ну, ладно, влюбленные мои голубки — произнес Дэниел — Хватит друг другом любоваться. Пора нырять — он был стремительно настроен на погружение. И был как никогда, теперь решителен — Нас ждет океан.

***
Дэниел был доволен. Все шло как надо теперь. Мы нашли самолет, и оставалось найти черные с него аварийные ящики.
— Чур, мое золото! — произнесла радостно моя красавица Джейн, осматривая меня еще раз всего с ног до головы. И поворачиваясь как модель в своем новом для более глубокого погружения черном полностью гидрокостюме, передо мной. Я осматривал ее всю с ног до головы и поправлял тоже руками, что нужно, фильтр, шланги на баллонах и сам акваланг костюм на женском гибком изящном теле.
— Если найдем — произнес Дэниел – Это чертово золота Джексона.
Я осмотрел Джейн. Поправил свинцовый противовес пояс на ее тонкой затянутой талии.
— Вот и все, любимая — произнес я — Теперь, хоть на самое дно океана.
— Размечтался. Не глубоковато ли? А, как же давление? — в шутку, произнесла, улыбаясь Джейн.
— Ныряли глубже — я ляпнул, и поправил у себя между ног – Плавали, знаем.
Джейн смущенно глянула теперь на меня и произнесла – Щас как врежу.
Я прижал ее снова к себе и произнес – Прости любимая, я же в шутку.
— Эти твои русские шуточки — Джейн возмущенно мне произнесла в ответ – Я к ним никак привыкнуть не могу.
— Прости. Я уже давно под давлением, твоих черных убийственных глаз, любимая. Чем не океан. Мне ничего теперь уже не страшно – произнес я ей.
ей это понравилось. Джейн улыбнулась и отошла от меня и пошла к Дэниелу. Осматривать его.
— Знаешь, любимая — я продолжил, поддерживая форму шутки от Джейн — В наших постельных погружениях, я нахожусь на такой глубине и под таким глубинным давлением, что кажется, ночи я очередной не перенесу. И умру от мучительной любовной декомпрессии. Джейн тут, прыснула и громко расхохоталась.
Дэни тоже захохотал громко, даже приседая и взявшись за свой живот.
Мне понравилось, то ,что я смог поднять всем настроение перед нырянием.
— Дурачок, влюбленный! — произнесла, смеясь в шутку и игриво, сверкая черными цыганским гипнотическими глазками, моя красавица Джейн — Я тебе точно за такие шутки когда-нибудь врежу.
— Ну, вот и прекрасно все в настроении — произнес, успокоившись и отойдя от дикого смеха, Дэниел — Эта бодрость духа, это то, что нам сейчас нужно. Ну, с Богом! — он произнес, надевая маску, и в рот вставляя мундштук шланга. Спускаясь за борт яхты.
Дэниел, осторожно ступал в надетых ластах, по спущенной с кормы «Арабеллы» лестнице. В темную синюю воду островного обширного плато. Там, глубина была с добрую сотню метров. И мы стояли у самого края обрыва ко второму ярусу, куда упал на длинной цепи якорь. Как раз там, где я провожал Джейн вниз.
Отсюда было гораздо ближе до останков самолета.
— Дэни! — крикнула ему, перед тем как Дэниел спрыгнул в воду Джейн — Помни о течении!
И Дэниел, качнув ей своей в маске головой, что все понял, упал камнем в воду, подымая большие брызги своими баллонами акваланга.
Потом за ним последовала и моя красавица Джейн. Я поддержал ее на спуске. Она, плюхнулась красиво своим кругленьким и обтянутым новым гидрокостюмом девичьим изящным кругленьким ягодицами обтянутым резиной задом, обрызгав меня забортной водой.
Я был следующим. И мы покинули втроем нашу круизную красивую, как моя Джейн белоснежную бортами и мачтой со спущенными вниз всеми парусиновыми белыми парусами яхту.

***
Я ушел под воду, быстро пуская пузыри отработанного первого своего вздоха, видя мою красавицу Джейн, идущую следом за Дэни, след в след, чуть не касаясь его работающих в воде ласт. Я пристроился в аккурат за ее красивой женской широкой попкой.
— «Моя русалка Джейн! Моя морская нимфа!» — опять я ушел в сексуальные свои мужские несдержанные в желаниях мечты. Чтобы хоть как-то в этой воде развлечься. Сам с собой. Как молодой, увлеченный девчонкой мальчишка дурачок. Джейн была права.
— «Дурачок» — я услышал в голове ее слова — «Мой и только мой, дурачок».
Я смотрел на нее идущую, как торпеда впереди меня. А она, иногда приостанавливаясь, почему-то, оглядывалась на меня. И, снова, смотрела вперед на своего брата Дэниела, идущего впереди, и догоняла его, красиво работая своими обтянутыми прорезиненной тканью своего гидрокостюма красивыми ногами. И плыла за ним.
Мы стремительно и быстро уходили вниз и это ощущалось. Как раз от того места, где был спущен якорь и возле спущенной цепи, которая уходила вниз в глубину второго яруса плато. Ниже отметки ста метров. Здесь же спускалась и нейлоновая с борта яхты на лебедке веревка со спущенной, где-то там, на дне мелкоячеистой крепкой сетью. Рядом с нами вниз спускался сброшенный с нашей яхты вниз до второго плато, возле пролома кабель трос нашего глубоководного эхолота и сонара.
Мы быстро достигли глубины в 70 метров, высоты верхнего яруса заросшего водорослями и кораллами плато, и пошли вниз ко второму плато, что было гораздо ниже и в водной синеющей глубине.
Давление глубины давало о себе знать с каждым метром. И мы достигли дна верхнего яруса, как раз на самом краю обрыва. Здесь было второе внизу дно. Оно шло к самому краю открытого Тихого океана. К крутому скальному обрыву вниз на трехкилометровую глубину.
Мы спустились к каменистому, похожему на узкое неглубокое ущелье пролому, заросшему, большими кораллами горгонариями, водорослями. И напичканному мелкой океанской рыбешкой. И продолжили свой подводный маршрут друг за другом.
Дэниел шел все время первым, мы за ним. Джейн посередине, а я замыкал этот строй трех рисковых и отчаянных дайвингистов.
Там в мутной внизу синеве впереди лежали обломки Боинга -747.
Мы все втроем, пошли вниз под обрыв верхнего в кораллах яруса, на себе перенося давление воды. Проходя адаптацию глубины. Мы двигались, след в след, медленно работая ластами и пуская из фильтров пузыри отработанной кислородно-гелиевой смеси.
Я раньше, как-то не обращал внимания на стены этого мини ущелья. Не до красоты, как-то было, знаете ли. Но, сейчас, я, почему-то обратил на это внимание. Может, из-за местных коралловых рыб. Оно было сейчас невероятно красиво. А может, просто Джейн своей очаровательной широкой женской попкой приподняла мне настроение.
Кораллы переливались своей ветвистой красотой в чистой воде. И сменялись черными заросшими водорослями скалами.
Раньше, как-то тут было пусто. И не особо живописно. Не так как сейчас.
Этот пролом, словно ожил. На протяжении нашего всего его прохождения нас сопровождали коралловые цветные рыбы.
Встречались медузы, как и там, в бухте между островами. Почти, такие же, только значительно крупнее. И ясно было, что они были не оседлыми и местными, а пришельцами с открытого океана.
Мы шли тройкой у самого дна, преодолев спуск по пролому. Осилив давление воды. Гидрокостюмы хорошо защищали от глубины. Но, давление все равно, сказывалось здесь, почти на двухсот метровой глубине.
126-129метров показывал глубиномер на правой моей руке. Но становилось глубже. Мы уходили за отметку 139, и цифры подбирались к 140. Мы как тот раз реже смотрели на глубиномеры. И казалось, даже не замечали глубины. Нас отвлекало глубинное водное сильное течение у обломков самолета. Да и парящие над нами в любовном танце две манты.
Акваланги Дэниела были, просто отличными и проверенными. И мы уже сюда все ныряли, и знали, каково тут.
Мы шли над самым белым ровным омытым и обкатанным океанскою водою песком второго яруса дном большого открытого, и пустынного плата. Покинув пролом и оставив висеть рядом с якорной цепью спущенную из тонной ячейки нейлоновую сеть до дна, а рядом с ним веревочный фал кабель с нашего эхолота и сонара. И видеоаппаратуры, для подстраховки к нашему возвращению.
Дэниел шел первым, как он любил, и было уже принято в прошлом нырянии нами. За ним моя Джейн и я. Пристроившись к ней сзади. Но на некотором расстоянии, чтобы н е налетать на Джейн. И при этом, чтобы, лучше созерцать красивую в обтягивающем гидрокостюме девичью попку естественно.
— «Джейн, Джейн!» — думал все время я, видя широкую женскую задницу, и
мелькающие в воде перед моей маской и лицом ее милые стройные, обтянутые гидрокостюмом ножки. В широких разгоняющих и молотящих безжалостно с силой воду. Так что та долетала до меня бурным валом и потоком.
Я, опять, совершенно не думал о том, о чем надо было думать. Я окончательно помешался на любви к своей любимой. Ну что вы хотите от влюбленного как мальчишка дурачка.
Дэниел остановился и показывал нам с Джейн правой рукою и жестами своих пальцев впереди себя. А я чуть не налетел на резко остановившуюся передо мной мою прелестницу дайвингистку Джейн. Это чуть не случившееся подводное ДТП, привело меня в нормальное сознание.
Я сначала не понял его. Но, потом увидел впереди стаю над самым дном, как и мы рифовых серых акул. Они, как и те медузы, приплыли сюда с открытого океана. И промышляли тут рыбой. Видно было, как они ловили заплывшую сюда, спасаясь от них довольно крупную океанскую макрель. Они загнали целую стаю сюда с открытого океана, чтобы здесь мирно пообедать. И мы им могли быть помехой. И могли разозлить морских довольно крупных хищниц.
Дэниел показывал рукой, как и куда дальше плыть. И мы оба прекрасно понимали его жесты рук.
Он нам, показывал, что надо обойти этих хищниц. И желательно дальше стороной. Акулы, сейчас были в охотничьем азарте. И не стоило находиться рядом с ними. И мы решили обойти их по правой стороне, тихо и спокойно, и не дергаясь.
Так и сделали.
Дэниел повел меня и Джейн в обход над самым, также дном плато, по дуге, обходя морских пирующих острозубых хищниц. А, те продолжили свое пиршество, не замечая совершенно нас.
Это их появление здесь настораживало. Здесь в этом пустынном гибельном месте, месте, где кроме песка и торчащих черных скал из него, не было ничего. Ничего до самых обломков ВOEING 747.
Мы обошли острозубую стаю и двинули дальше, также не особо спеша, мерно работая своими ластами. И, вскоре приблизились к первым обломкам самолета. Отсюда начиналось место трагедии и наших поисков. И здесь же, было сильное течение. Оно не прекращалось ни на минуту. И постоянно сносило в открытый океан.
С одной стороны оно было и на руку нам. Нам не пришлось особо напрягаться и работать ногами. Течение нас само несло над россыпью мелких обломков и разбросанных вещей пассажиров Боинга. Но, нас они мало сейчас интересовали, вросшие в самое дно и в кораллы, которые росли из обнажившегося скалами дна в этом месте.
Вдруг опять появились манты. Целая стая мант. Такого мало кто, вообще видел даже в океане. Джейн, остановилась, восхищенная увиденным. И я взял ее нежно своей левой рукой за ее вскинутую в удивлении правую ручку. Мы невольно пригнулись под ними, проплывающими не спеша над нашими в масках головами. Как раз в том самом месте, где прошлый раз нам с Дэниелом, попались первые два оторванных пассажирских кресла с застегнутыми на замки ремнями безопасности. И набитые под завязку вещами несколько вросших в кораллы чемоданов.
Я видел, какие были удивленные и восторженные черные глаза моей Джейн.
Она, замерла на месте. И любовалась увиденным. А, Дэниел имел смелость даже коснуться одной из них, подняв в перчатке гидрокостюма свою правую вверх руку. И проведя по белоснежному в пятнах брюху первого морского рогатого гиганта.
Здесь в месте гибели лайнера. Прямо над нашими головами и останками тех, кто здесь погиб, манты большой своей идущей, одна, за одной стаей, совершай, словно, рейд поминовения усопших. И скрылись из виду в мутной синеве глубоководного островного плато.

Десять тонн золота

Я, налетел на тот торчащий из красных кораллов горгонарий перевернутый вверх резиновыми колесами тот самый перевернутый велосипед. Совершенно случайно. Сам виноват, загляделся опять на задницу своей любимой Джейн. И мечтая, снова о новой с ней ночи.
Я ударился об него боком, прямо о торчащее заднее колесо. Осыпав прилипший к нему белый донный ил.
— «Чертов, велик!» — выругался про себя я — «Вот, черт! Больно же!».
Я, аж, выпустил облако обильных выдохнувших пузырей отработанной смеси.
Джейн обернулась в мою сторону в очередной раз. И увидела, как я ударил кулаком правой в резиновой перчатке по обросшему кораллами переднему колесу велосипеда. От боли и со зла.
Она покачала сочувственно своей в маске головкой. И показала руками, что все ли в порядке. Я ей отсигнализировал, также руками, что все нормально, что переживу, и поплыли дальше, догоняя плывущего стремительно вперед Дэниела.
Дэниел оторвался уже от нас на целых десять метров. И надо было его срочно догонять. Он плыл, не переставая работать ногами и ластами, и не оборачивался. На моих подводных часах было уже три часа дня.
Мы углублялись, в целую свалку обломков лежащих под нами. Множество вещей и прочего уже хлама оставшегося от самолета. Это все я Дэниел видели в прошлом заплыве.
Теперь, Джейн и сам Дэниел это увиденное переносили как-то спокойнее, чем тогда, когда мы все перессорились из-за того скандала и случившегося. Они, просто, мирно, и не дергаясь, спокойно плыли впереди меня.
Я догнал свою Джейн. И посмотрел на нее, стараясь заглянуть ей в лицо в ее глаза, через стекло маски. И она, посмотрев на меня глазами черными, как бездна океана, наполненными грустью, протянула мне правую с маленькими пальчиками ручку. Я взял ее за руку и мы, усилив свое движение, и глядя друг на друга, догнали быстро Дэниела.
Джейн ухватилась за мою левую протянутую ей руку, прямо за мои руки в резиновой перчатке пальцы. Сжав их с силой. И видно было, как моя красотка переживает, видя все это. Я не знаю, что в ее было сейчас женской многострадальной душе, но догадывался. Джейн держалась сейчас достойно и крепко. Как за мою левую протянутую ей мужскую руку. Она смирилась с тем, что предстояло им с Дэниелом увидеть. И хорошо, тогда на яхте понервничав, взяла себя, как и Дэни в руки.
Первый раз, доплыв до первых обломков, Джейн перепугалась как женщина. А, теперь она держалась и плыла дальше. Она, теперь была со мной и Дэниелом. И ей было, теперь не так страшно среди этого кошмара авиакатастрофы. Джейн побывала здесь. Одна. Я был удивлен и потрясен своей отчаянной ныряльщицей. Джейн была за отметкой в сто сорок метров. Возможно, она поплыла бы и дальше, но ее повернули обратно первые увиденные ею обломки и вещи пассажиров. Джейн смогла так глубоко нырнуть, но как женщина не смогла плыть дальше.
Я понял, куда Дэни нацелился. Он спешил к той части лайнера, которую мы, тогда из-за недостатка времени и гелиевой смеси не нашли. Это голова воздушной машины. Передняя часть самолета. Она должна быть, где-то впереди нас в той синеве воды. Где-то там, на краю обрыва.
Течение нас несло само к этому краю обрыва. Нас, постоянно, сносило в сторону. И подымало вертикально. Н о противовес в поясах из свинца выравнивал нас над дном. Плюс сверху еще баллоны на восемнадцать литров. Но все равно приходилось выравнивать свой маршрут, усиленно гребя ластами. Течение было очень сильным и буквально тащило нас в пропасть. Мало того, здесь был перепад высоты. И было еще глубже, чем до этого места. Уже было метров под двести. 150метров. Тело давило и давило на все конечности, Вода сжимала нас как стальными тисками. Трудней дышалось. А это уже серьезно. Давило особенно в резиновом облегающем акваланга капюшоне голову.
Я ощущал всем своим телом это давление. Глубина не давала свободно продохнуть. Приходилось чаще и глубоко дышать. Смесь, уходила чаще из баллонов и фильтров в виде отработанного после глубоких вздохов газа.
Кислородно — гелиевая смесь, хоть и позволяла дышать на такой глубине. Но, она уходила чаще, чем требовалось из-за глубокого и тяжелого прерывистого дыхания. Это все глубина и ее давление.
Я видел, как и Джейн боролась с глубиной. Она, тоже понимала, что здесь было гораздо опаснее, чем там выше на самом плато.
Я показывал Джейн, что долго на такой глубине находиться нельзя из своих познаний и опыта. В прошлом русского военного моряка подводника. Может, так случиться, что мы все втроем не сможем вынырнуть отсюда. Но, Дэниел упорно плыл в направление обрыва.
Глубина была сто сорок метров и увеличивалась. Это был занесенный донным илом каменный уклон. Склон вниз к самому обрыву.
Мы проплыли то, что мы с Дэниелом, тогда видели и средний, отсек второго класса, покореженный обломок части корпуса пассажирского рухнувшего с неба в воду лайнера с надписью на борту «ТRANS AERIAL». Проплыли сквозь него. Мимо разбитых оконных иллюминаторов. И сквозь уцелевшие еще при ударе переборки и обшивку. Осматривая опять пассажирские с застегнутыми на замки ремнями безопасности в отсеке, уцелевшие, хоть и не все на своих местах кресла. Часть кресел лежала на дне разбросанной под нами, как мы их тогда и видели. Мы проплыли насквозь эту часть погибшего лайнера. Затем, миновав большую лежащую на дне с зарывшимися в сам донный ил двигателями крыльевую правую плоскость, проплыли мимо хвостовой части лайнера с обросшим кораллами рулевым оперением с цифрами 747. И тут же устремились дальше, спускаясь все ниже и ближе к обрыву. Туда, куда в прошлый раз мы оба не дошли. Глубина была 150метров.
Неожиданно там впереди в мутной синеве выделился силуэт, похожий именно на нос самолета. Он лежал огромной остроносой массой. И, по всему было видно, что это то, что мы как раз и искали. Там, почти на самом краю опасного и отвесного обрыва в океанскую трехкилометровую бездну.
Как он туда не свалился? Не понятно, что его удержало от падения в трех километровую пропасть. И Дэниел спешил туда. Дэни, словно, чувствовал, где надо искать. Он ускорил свое движение. Я и Джейн, последовали за ним.

***
Глубина была 150метров. Это был рискованный предел всем невероятным возможностям человека. Я не знаю ,как мы вообще находились здесь в этих аквалангах. Даже с гелиевой смесью. При таком глубинном давлении. Но мы были на месте. Мы нашли то, что искали. Это был носовой отсек самолета. Первая его половина, оторванная при ударе о воду. Огромная громоздкая часть ВOEING 747, состоящая из пассажирского отсека первого класса, и надстройки над ним пилотной кабины.
Рубка пилотов. То место, где должен был быть погибший отец Джейн и Дэниела, и его товарищи пилоты. Там должен был быть сейф командира самолета, и бортовые черные ящики. Они находились в специальном мини отсеке в кабине пилотов под замком. И если, они не выпали, а они не выпали, так, как кабина наверху над пассажирскими отсеками первого класса лайнера была относительно целой. Зато, низ был в сильно деформированном и развороченном состоянии, И это возможно, и затормозило носовую часть самолета на самом, почти краю пропасти. Этот вывернутый чуть ли не наизнанку днища лайнера алюминиевый обширный взрывом кусок металла, пробороздил расплющенной своей стороной донный ил и кораллы, соскальзывая по черным, торчащим со дна скалам и камням. И, буквально, зарылся этим превращенным в месиво развороченного металла днищем на краю пропасти. Видимо, на него еще пришелся сам удар о поверхность воды.
Самолет разломился на три, отдельные фрагмента, и растерял свои части по краю океанской бездны.
Мы туда, даже, тогда не доплыли и уплыли, так и ничего не предприняв, так как не было времени и надо было уносить ноги. Иначе рисковали умереть под водой от удушья, и просто утонуть.
Джейн толкнула меня в бок своим сжатым маленьким девичьим кулачком правой руки, пока Дэниел смотрел, куда-то вверх. На разгромленные переборки и покореженные оторванные деформацией корпуса отсеки, арматуру и перегородки. На поваленные одно на другое пассажирские, вперемешку с упавшими чемоданами и сумками, кресла. Да на свисающие защитные аварийные сцепленные замками ремни.
Джейн указала мне вниз пальчиками правой своей в резиновой перчатке руки на дно, туда, где что-то блестело, но, из-за глубины и воды издали по цвету было, почти неотличимо от самого дна среди искореженного брюха лайнера.
Там, внизу был грузовой отсек Боинга. Часть сохранившегося чудом отсека. И там лежала груда слитков. Одно на одном в куче, и разбросанного по сторонам, по отдельности. Прямо россыпью по всей носовой части самолета.
Это было золото. Самое настоящее, сверкающее в мутной воде золото. Правда, слегка присыпанное серым донным нанесенным сверху илом. То самое, золото, о котором была речь. И это были не слухи. Те самые, десять тонн чистого золота мистера Джексона. Я видел это золото своими глазами через маску. И не верил своим глазам. Целое многомиллионное состояние лежало под нами на самом дне среди искореженных обломков самолета. Среди расколотых деревянных ящиков, крышки, которых лежали отброшенными в стороне от удара днища самолета о песчаное дно плато.
Из-за воды толком не отчетливо был виден его цвет. Но форма слитков придавала увиденному свое определенное значение.
Я вдруг, вспомнил о той черной яхте, что преследовала нас и тех морских гангстерах. Мне стало, даже не по себе. Я понял всю опасность, связанную с этим пресловутым найденным нами золотом. Я стал оглядываться, дико со страхом по сторонам, опасаясь под водой возможного контакта с преследователями. Потому, что у них, тоже были вполне естественно акваланги. И они, могли быть, где-нибудь поблизости. И даже следить за нами. Могли и напасть в любой момент, когда им будет нужно и выгодно сделать это.
Я покрутил головой по сторонам, всматриваясь в синеву воды каменистого в кораллах обширного плато. Тоже, самое, сделала и Джейн.
Она поняла меня с полуслова. Поняла, глядя на мое движение головы, мои настороженные от волнения синие через стекло маски русского моряка глаза, и поведение.
Золото обнаружила Джейн. Если бы не Джейн, я бы этого не заметил. И тем более, Дэниел. Тот, вообще был занят мыслью о черных ящиках. И, о том, что он увидит в кабине пилотов, где должен был быть его мертвый отец.
Джейн оставив меня, первой, опустилась вниз ко дну грузового отсека. Она подняла один из слитков и показала мне. Это действительно было золото. Целый слиток.
Джейн провела рукой, по остальным лежащим большой кучей слиткам, сметая девичьими пальчиками в резиновой акваланга перчатке песок с них. И я увидел блеск желтого драгоценного металла.
Я помахал ей обеими своими руками, показывая, чтобы она не делала этого, и им не светила, вдруг за нами наблюдают, где-нибудь среди черных камней в зарослях водорослей и красных горгонаревых кораллов. Она поняла, что я ей хочу сказать, когда показывал руками о возможном присутствии еще кого-то рядом. Она отплыла от золота в сторону. И, снова, поднялась ко мне и увлеченному открытием двери пилотной кабины Дэниелу.
Я поднялся к нему и дернул за руку Дэниела, но тот отмахнулся от меня, ища возможность открыть дверь в пилотную кабину экипажа лайнера. Он дергал с силой за рукоятку двери. Но дверь ему не поддавалась никак.
Я не знал, что теперь, делать, помогать Дэни или быть рядом с моей Джейн. Я показал Джейн быть внизу у золота, а сам остался с Дэниелом. Вдруг ему сейчас понадобиться моя помощь.
Но, моя красавица Джейн, не захотела там оставаться. И оставив груду драгоценного металла, стала подыматься к нам и к пилотной кабине.
Дэниел светил фонариком и поплыл по рабочему верхнему отсеку пилотов и стюардов, углубляясь внутрь его, где было довольно темно в направлении самой кабины пилотов. Я последовал за ним. Дени решил обследовать остатки отсека. Здесь, возможно, могли быть авариные пожарные ящики с шансовым противоаварийным соответствующим инструментом. Я понял Дэниелу, нужен был хотя бы лом или топор.
Мы плыли осторожно, и медленно, мимо самолетных стоящих целыми кресел. В которых сидели пристегнутыми скелеты людей. Это единственное место, где сохранились люди. Или, точнее то, что от них осталось. Просто, голые скелеты стюардесс и стюардов, пристегнутые ремнями безопасности. Но вот пассажиров внизу под ними на втором ярусе, где был первый класс, не было. Там были пустые кресла. Тогда откуда все те разбросанные по дну и кораллам с камнями вещи. И тот чертов вверх колесами ржавый велосипед? А, может, так оно и было. Может, этот рейс, был спецрейсом. Но, тогда, чьи были те набитые вещами до отказа разбухшие от соленой воды чемоданы?
На одном сиденье лежала большая под ремнем безопасности кукла, голая, и без одежды. Соленая вода растворила ее тряпичное платье. Оставив в таком вот неприглядном на смех рыбам виде.
Нет, пассажиры все же были. Я сделал вывод лично сам. И это была братская их общая с пилотами и стюардами могила. Просто тем, что были вверху, удалось, почему-то лучше сохранится. В любом варианте, этакий, теперь общий могильник.
Скелеты стюардов и стюардесс сидели в креслах недвижимо, словно, спали вечным, теперь мертвым сном. Запыленные песком, они смотрели, куда-то все вперед своими пустыми глазницами на черепах вместо глаз. Некоторые из них сидели неровно и сползли вниз, но ремни безопасности не дали им упасть со своих кресел. И они, склонив головы набок, также смотрели, куда-то вперед, в сторону пилотной кабины. Так вот, приняв свою смерть при крушении небесного их пассажирского большого лайнера. В последней надежде на спасение и на экипаж самолета.
Дэниел ничего не нашел и снова доплыл до рубки и взялся рукой за рукоятку двери. Он подергал ее. Она была заперта изнутри, и это стоило ожидать. Летчики всегда закрывались в момент полета изнутри. Но, могло и заклинить при ударе о воду и каменистое дно плато. Ясно было, дверь придется взламывать.
Дэни посмотрел на меня и показал, что так ничего не выйдет, и надо было с собой взять, что-нибудь, чтобы взломать эту дверь.
А, я ему показал, что Джейн нашла золото Джексона. Он, правда, сначала не понял о чем речь. Все было на одних жестах руками. И мы посмотрели на время. Время оставалось на возвращение назад.
Черные, как и у моей Джейн глаза Дэниела вспыхнули. Он понял и, тоже повертел головой по сторонам. Потом соглашаясь со мной, что пора уходить, снова, и ни с чем, только прихватить с многомиллионной кучки слиток два золота.
К нам подплыла Джейн. Она взяла меня за руку, и в ее черных глазах был снова ужас. Она видела мертвецов, и ей было страшно. Джейн задергала меня за руку, показывая на то, чтобы мы покинули это место.
— «Моя девочка! Моя Джейн!» — сейчас пронеслось в моей голове — « Эти покойники, это не для ее женских красивых, как ночной океан глаз!».
Дэниел и сам это понял. И показал, что надо уходить. Времени оставалось только на подъем. Только, только, чтобы вернуться. Было уже, почти четыре вечера. И смесь уже, почти вся была израсходована. Надо было выбираться из опасного места. Это опасное не дающее нормально дышать даже в гидрокостюмах аквалангов давление воды и сама смертоносная достаточно большая глубина.

***
На обратном пути мы подобрали слиток золота. Джейн об этом позаботилась и прикрепила его к своему аквалангу как дополнительный противовес.
Наконец мы достигли конечной точки обратного маршрута, с трудом работая ластами, сопротивляясь течению.
В этом месте опять было как то опять одиноко и пусто. Никого вокруг, только, белое песчаное дно и синяя вода, разбросанные обломки самолета и вещи пассажиров, вросшие в кораллы. Давящая давлением глубина со своим сильным течением, стремящимся нас троих унести в океан. Мы быстро пошли на подъем. Стало легче дышать, потому что глубина становилась с каждым пройденным метром меньше.
Мы достигли, почти скального узкого пролома и вертикальной вверх стены ведущей к верхнему плато.
Мы, освещая обратный путь фонариками, не стали доходить до скального пролома, а сразу зацепились за спущенный невдалеке от него, на лебедке, прямо с борта нашей яхты, наш веревочный проводной фал эхолота сонара руками и поднялись медленно на поверхность. Правда, веревка с кабелем от глубоководной аппаратуры, как и нейлоновая на веревке сеть, лежали уже в другом месте, ближе к самому пролому. Это говорило о том, что яхту повернуло ветром на одной якорной цепи. И мы сразу не поняли, куда это все делось. И даже, был напуган происшествием. Но, все было нормально, и мы все поочередно, друг за другом, осторожно задерживая дыхание на выдохе, и меньше вдыхая остатки гелиевой смеси стали подыматься наверх.
Мы пробыли дольше, чем раньше. И надо было быть более осторожным при всплытии. Декомпрессия есть декомпрессия. Баллоны ничего уже не весили и были совершенно пустые. Мы вытравили уже последние остатки кислорода и гелия через фильтры в океанскую воду, подымались, практически уже не дыша. Лишь стравливая остатки опасной переработанной углекислоты из легких.

***
Мы поднялись на «Арабеллу», был уже вечер, начало пятого и Солнце в тропиках, стояло на самом закате. Казалось, касалось самого Тихого океана. Оно заметно, снова покраснело и клонилось к горизонту.
Ветер стоял сильный, и хорошо обдувал все мое после снятого мною прорезиненного гидрокостюма, голое загорелое, как и у моей Джейн загоревшее до угольной черноты тело. Я уже просмолился неплохо за время нашего продолжительного морского путешествия. Под жарким тропическим солнцем. И не уступал в этом своей Джейн или Дэниелу. И был почти неотличим от них обоих. Ну, разве, что только выгоревшими почти белыми своими русыми волосами русского моряка и синими глазами. Мы были словно одним целым. И совершенно на расстоянии неотличимы друг от друга.
— «Как было здорово, и хорошо на вечернем прохладном ветерке!» — думал я, глубоко его, вдыхая и выравнивая свое после глубокого ныряния дыхание в своей груди — «Сейчас бы отдохнуть, и желательно с моей Джейн».
Я оттащил все пустые практически баллоны на перезаправку и подключил их к компрессору, спустившись самостоятельно в носовой отсек яхты, где все лежало наше водолазное оборудование. Бросив там и свинцовые пояса противовесы, и ласты с масками, завершая подводные работы.
Снова совершенно голый, только в своих плавках, босоногий, выскочил оттуда. Пробежавшись по раскаленной и горячей от жаркого солнца из красного дерева палубе. Надев, снова свои пляжные сланцы на ноги, подошел к Дэниелу.
Над длинной высокой со скрученным большим парусом в брезентовом чехле парусом, мачтой «Арабеллы» голосили на всю океанскую округу чайки и альбатросы.
Теперь, только они здесь были нам морскими соседями, весь день галдящими над нашими головами. Именно, здесь их было много. Они кружили возле яхты под шум волн и ветра, ловя всплывшую к поверхности подышать тоже ветерком и воздухом зазевавшуюся рыбу. Погода, пока стояла хорошая, но в скором времени, вероятно, ожидался новый шторм. И Дэниел, хотел, именно в шторм вырваться отсюда. Он по всему было видно, торопился.
— Скоро, снова поплывем — ответил он мне — Надо взломать ту дверь в кабине пилотов. Надо взломать и черные ящики. Главное их вырвать из самолета и доставить сюда. Потом, Володя, сразу на полном ходу, уплывать отсюда. И как можно, быстрее — сказал он мне тогда. Я сейчас это как, тогда помню, все слово в слово. Дэниел стоял, снова с биноклем и смотрел на горизонт, и соседние отделенные глубоководным проливом небольшие острова.
Джейн не было в это время на раскаленной в течение дня от Солнца лакированной и покрытой красным деревом палубе. Один был, лишь Дэниел. Такой же голый как я, и загорелый, как и я. И тоже, в одних своих черных плавках. Мы были сейчас как два близнеца брата. И ростом одинаковые и шириной плечей. Мускулистые и сильные. Лишь по возрасту были разные. Я старше, Дэни младше. Мы были как родные, точно братья. И для нас уже было неважно, кто мы были по происхождению. Я не замечал уже на каком мы языке разговаривали. Даже с моей Джейн. То на русском, то на английском. Все было как-то вскользь, будто между нами не существовало языкового вообще барьера. А может, так и было.
Джейн, когда мы вылезли наверх, тут же, сняв свой черный акваланга гидрокостюм и забрав свою одежду, виляя своей женской загорелой полненькой округлой попкой, быстро и босиком почти бегом пронеслась по горячей палубе и проскользнула в трюмный каютный люк, держа в руках свои домашние тапочки, нырнула вниз внутрь нашей яхты. Наверное, принимать как всегда освежающий душ и переодеваться. Для женщины это первое дело. Она там пропала надолго.
Мы же, почти голышом, и сверкая на солнце угольным загаром своих мужских тел, босиком и в одних только плавках, стояли сейчас рядом у борта «Арабеллы». Поочередно созерцая в один военный бинокль соседние острова из черных скал.
— Дэни — я обратился к нему — Может, завтра это сделаем? — спросил я его.
— Нет, нельзя — ответил он мне — Нельзя ждать. У них кончится терпение и, тогда они будут здесь, и будет поздно. Я, вообще не понимаю, почему до сих пор они не напали. Надо сделать быстрее и отчаливать на полном ходу отсюда в океан — он продолжил – Они, я думаю, знают о том, что мы нашли самолет и узнают о золоте. И тогда, конец. Ты со мной, Владимир?
— Джейн устала, Дэни — продолжил недовольно я.
— А, она и не поплывет — ответил Дэниел — Только ты, и я.
— А, Джейн знает? — спросил я его снова.
— Ей это ни к чему знать, сейчас — ответил он самонадеянно — Сделаем вдвоем эту работу и все. И уматываем отсюда на всех парусах, Владимир. Пусть думает, что мы никуда не поплывем сегодня.
— Но, это не здорово, Дэниел — уже серьезнее я обратился к своему брату и товарищу — Джейн не будет знать, где мы. А, если придется нам, чем-то помогать. Надо, хотя бы ее поставить в известность. Она набросится на меня из-за тебя Дэниел. Она рассчитывает на меня. Она просила…
— Ах, вот как! — Дэниел, произнес мне и сделал удивленный вид – Она приставила тебя постоянно меня контролировать! Сестренка уже не доверяет своему родному братишке!
Дэниел, снова завелся. Я так и думал.
— Успокойся, Дэни — ответил я ему, чтобы не шибко шуметь. И привлечь внимание моей Джейн — Хорошо, поплывем одни. И сделаем эту нашу работу. Я с тобой Дэниел, всегда с тобой.
— Вот и прекрасно — он мне ответил.
Тут на палубу вышла сама Джейн. Она была в этот раз опять в длинном халате и в пуховых домашних тапочках.
— Ну, что мальчики мои, наплавались? — произнесла она — Пора бы, отдохнуть. Уже вечер. Я тоже, порядком устала после этого погружения.
— Мы, тоже, устали Джейн — ответил за меня ей сам Дэниел — Сейчас, немного, поработаем на палубе и пойдем на отдых.
Джейн подошла к родному брату и поцеловала его в щеку.
— Мы нашли его Дэни — она произнесла с грустью в голосе. Потеребив, лаская девичьей ручкой, черные вьющиеся коротко стриженные родного братишки волосы — Он там, в кабине. Так, Дэни?
— Да, сестренка — произнес Дэниел — Он, там. Но, мы туда, сама видишь, не попали. Завтра сделаем то, что не сделали сегодня сестренка.
Он обнял мою красавицу Джейн своей правой загоревшей рукой. И прислонил к себе.
Я стоял рядом, чуть в стороне и был недоволен его решением, но промолчал. Я не хотел, чтобы вновь разгорелся дикий такой же истеричный скандал. И возможно даже с дракой. Именно этого я не хотел. Я не хотел скандала и вражды между нами. Но прекрасно понимал всю ожидаемую в скором времени опасность данного очередного безумного подводного задуманного Дэниелом предприятия. Я вообще рассчитывал на дикий безудержный снова секс и такую же любовь этой ночью с моей красавицей и любовницей Джейн Морган, а тут вот так и вот так вновь. Почти без разрядки и отдыха. На такую опасную вновь глубину и вдвоем. Скажу честно, я попал между двух огней сейчас. Я не знал, что делать в такую минуту. Я не хотел, подводить свою любимую девочку Джейн, и не хотел предавать друга Дэниела. Мало того, эти морские гангстеры мистера Джексона за теми островами ждали своего намеченного часа и могли напасть на нас в любое время. Дэниел сказал, что видел их там, в бинокль двухмачтовую яхту. Она тоже стоит там, в островной бухте, прикрытая со всех сторон от океанских волн. Он видел сами мелькавшие над низкими черными скалами мачты той яхты, в проливе между островами, когда та входила в глубокую там бухту. И их там естественно было больше, чем нас. И вооружены они были не хуже нашего Дэинела.
Я просто не знал что делать. И я согласился на то, что задумал Дэниел.
Дэниел надел на глаза темные солнечные очки, и смотрел на меня, будто ожидая, что я сдам его сестре, как непослушного проказного и шкодного двадцатисемилетнего мальчишку.
Я смотрел на него, тоже, надев темные очки, и накинув цветную из гардероба Дэниела подаренную мне рубашку и надев свои моряка видавшие виды штаны.
Одежда была горячей от солнца, после того как мы раздевшись ее здесь оставили перед погружением. Дэниел и не торопился одеваться. И Джейн прижалась к нему к его голому родного брата горячему телу. К его груди как любящая брата сестренка.
Джейн действительно в основном, общаясь постоянно лишь со мной, и мало обращала последнее время на родного брата. Она сильно увлеклась русским моряком и своей ко мне любовью. Нужно было уделить время и родному брату.
Она прислонила голову к его плечу и молчала. Молчал и он, глядя на меня, из-под черных солнечных очков своими, как и у нее, черными глазами.
Я встал рядом с ними у борта. И взялся руками за поручни бортовых лееров ограждения. Я уставился на красный солнечный закат. И молчал, отвернувшись. Они, тоже, стояли сейчас молча. О чем каждый из них сейчас думал, я не знаю. Но, я думал о предстоящем с Дэниелом нежелательном сегодня погружении в неведении его сестренки Джейн. Мне не нравился такой обман. Это было непростительно и преступно.
Я не мог с Дэниелом согласиться. Это было неправильно.
То, что он затеял, было просто убийственно опасно. Это была авантюра, но и все наше плавание к этим островам и поиск упавшего с золотом самолета, можно было назвать авантюрой. Но, я пошел у него на поводу. И сделал это зря. Очень скоро я поплачусь за это жизнью моего друга и практически ставшего мне, чуть ли не родным братом Дэниела.
Дэниел больше других чувствовал опасность. И он торопился. Торопился убраться отсюда.
Но, не мог уйти, ни с чем, осознавая всю опасность даже больше нашего.
Он считал своим долгом выполнить то, что обещал сам себе. Он грезил местью за своего отца. И он не мог просто так, уйти отсюда, после того, что нашел этот пропавший самолет. И вот так все бросив. Даже из-за всех предстоящих опасностей.
Дэниел был близок к своей, теперь цели. И он не намерен был, что-то менять или от, чего-то отказываться.
Он потерял смертельный страх, но взамен его приобрел такое же смертельное отчаяние. Которое его и вело к стремительной необратимой теперь гибели.

Смерть Дэниела

Золото положили в трюмный отсек, где лежало наше водолазное оборудование. Я, взяв его у моей Джейн, из рук, и повертев, небольшой полуторакилограммовый блестящий желтый слиток. Просто, бросил там в какой-то пустой стоящий на полу ящик. Даже н е запомнил какой.
А Дэниел, даже не обратил на золото своего внимание. Ему важны были бортовые самописцы разбившегося самолета.
— «Чертово золото» — тогда помню, подумал я — «Сколько, из-за тебя несчастий». Целый самолет с людьми погиб, из-за этих десяти тонн золота. И я уже не сомневался сам, как и моя Джейн. И сам Дэниел в том, что катастрофа была спровоцирована. Не было только доказательств. Они были в тех черных ящиках ВOEING 747. Там, куда мы снова с Дэниелом отправились, подготовив, снова свое подводное оборудование. Взяв, запасные баллоны. Мы их подвесили на веревочном проводном фале нашей исследовательской глубоководной аппаратуры. И с кормы, снова с грузом опустили прямо на дно. Рядом с опущенной той с борта на малой лебедке нейлоновой мелкоячеистой сетью. Опустили, вниз нижнего плато. Там же, где до этого по этим очень прочным же веревкам и проводам, страхуя себя, подымались.
Мы их опустили рядом с каменным проломом. И так и оставили лежать на дне. Мы их хотели перенести ближе к самолету. Но, оставили на том месте. И не потащили с собой. И это было правильным решением. Эти баллоны спасут мне жизнь в скором времени.
Было уже часов пять пятнадцать на наших корабельных часах «Арабеллы».
Джейн осталась готовить ужин. И не выходила вообще на палубу. Запах доносящийся вкусными ароматами готовящейся на камбузе пищи привлек кричащих над нашей головой морских чаек и альбатросов. Те, стали даже садиться, обнаглев, везде, где только было возможно по всей нашей яхте. И даже на леерные ее борта и ограждения. Некоторые из них уже сидели на нейлоновых, почти горизонтально натянутых тросах «Арабеллы» и парусах в брезентовых парусных чехлах. И качались, перекрикивая друг друга на легком, но сильном ветерке с океана.
Мы все же подзадержались на «Арабелле». Часов до шести. Пока, я, снова закачал, проверив всю полную новую закачку кислородно-гелиевой смеси в двадцатичетырехлитровых увеличенного объема баллонах. В это плавание Дэниел решил взять увеличенный объем для работы и дыхания под водой и на приличной и опасной глубине.
Я зарядил баллоны и отключил компрессоры.
Потом, закачал еще, и вытащил все необходимые акваланги из технического водолазного трюма яхты, и поставил у самого борта.
Да, еще взяли мы двое в запас, баллонов, литров на восемнадцать. И они были спущены уже самим Дэниелом вниз под воду, туда, на второе дно обширного подводного плато у стены каменного пролома. Это для подстраховки, на случай нехватки. Если получиться задержатся дольше прежнего и не хватит совсем на подъем к яхте. Не так как до этого, что пришлось практически не дышать, хотя декомпрессия прошла более, чем успешно.
Пока Джейн была там внизу, и суетилась с кухней, мы быстро оделись, поправляя друг другу подводные из толстой прорезиненной ткани гидрокостюмы.
Дэниел решил сегодня сбежать от присмотра своей сестренки. Он, даже одел, другой свой гидрокостюм. Не как обычно черный, с желтыми вставками на руках и ногах, а комбинированный двухцветный с синими светлыми полосами по прорезиненной ткани всего акваланга.
Было уже половина седьмого. И начался солнечный тропический закат.
Я сам не знаю, что меня подтолкнуло на этот поступок. Но, я все же, пошел на это. Пошел с ним на незапланированное очередное рискованное вечернее глубоководное погружение. Было уже, почти восемь, когда все было готово. Но, еще было светло и жарило тропическое солнце.
Дэниелу нужен был там помощник. И пока, Джейн, не зная о нашем заговоре, готовила на кухне в камбузе, не подозревая о том, что мы уже сделали ноги с яхты. И, проверив все свое оборудование, уже нырнули за борт яхты.
Перед нырянием, Дэниел еще раз проверил опущенную в натяжении цепь и якорь «Арабеллы». И сбросил второй, для надежности, потому как «Арабеллу» крутило, медленно вокруг своей оси на спущенной длинной цепи этом одном якоре. И все-таки, могло сорвать с места. Унести, куда-нибудь, вместе с ничего не подозревающей сестренкой Джейн. Он решил сбросить еще один, чтобы закрепить на одном месте нашу круизную большую белоснежную яхту.
Да и для нас, если вернемся, при всплытии чтобы не оказаться в опасной ситуации при подъеме. Ни лодки тебе, ни яхты.
Мы, тогда, все же несколько опрометчиво ныряли, оставив, вот так на одном якоре нашу «Арабеллу». Дэниел, тогда сам признался, когда, снова ступили на ее из красного дерева полированную, и горячую от яркого палящего солнца палубу, в том, что не подумал об этом. И, теперь, не допустит этой оплошности. Он сказал, что если надо будет, то и кормовой якорь, сбросит за борт, для полной страховки судна на одном месте. Он так и сделал, перед тем, как отчалить нам, в тихую под воду. Проводной длинный на лебедке кабель и сеть на дне мы даже не доставали. Все это было под водой, там же, где и якоря. На нижнем втором подводном плато.
Сейчас Джейн осталась одна на яхте. И, можно рассчитывать на нее. Она умеет водить наш круизный корабль. И если что, то и поставить его на место, сможет на моторах. Благо они в полной теперь исправности. Опасно то, что Джейн не знает о нашей секретной от не вылазке. И даже не подозревает об этом.
— Так, что на мою сестренку Джейн здесь, можно, тоже рассчитывать – сказал, на последок Дэниел — Она умеет многое, здесь не хуже моего.
— Но Джейн не знает, что делам сейчас мы — я произнес ему, надевая маску на лицо. Она не одобрит все это, если живыми вернемся.
— Пусть не знает. Так ей спокойней будет — произнес Дэни, и нырнул в воду. А я за ним следом.
Убедившись в надежности стоянки нашей «Арабеллы», и ее трех сброшенных якорях, мы поплыли назад к обломкам ВOEING 747.
Плавно погружаясь, мы вдвоем уходили в глубину второго плато, минуя первое, где-то уже за своей спиной. Мы, прикрепили к одному из якорей длинную разматывающуюся от лебедки длинную веревку. На большой крутящейся бобине. Для того, чтобы вернуться если, что по ней, держась назад и не потеряться в полной водной ночной темноте. Но Дэниел на такое вообще не рассчитывал, как и я. Это был огромный маток тонкой нейлоновой очень прочной туго сплетенной веревки. Троса от оснастки яхты. Метров больше тысячи. Так, что нам с лихвой хватало ее почти до самых обломков самолета. И она тоже спасла мне жизнь. Прикрепленная к моему свинцовому поясу и со стороны спины, она быстро разматывалась вослед за мной.
Я разматывал ее, постепенно протягивая по самому дну как путеводную нить Ариадны. Она тоже была соломинкой для нашего спасение.

***
Мы очень быстро прошли весь участок, как и раньше над самым дном второго нижнего плато. Вниз, от натянутых струной, якорных цепей нашей «Арабеллы». От опущенных длинных на глубину свыше ста метров, кабелей проводов, на малой лебедке до самого дна мелкоячеистых в виде кошеля сетей.
От опущенного нашего проводного эхолота и сонара фала, до первых, разбросанных по песчаному дну обломков борта ВА 556. Прошли, уже не отвлекаясь ни на что, постепенно набирая, снова глубину и под сильным подводным течением, буквально летели над песчаным дном, и мелкими обломками, и вещами пассажиров вросших в горгонариевые кораллы.
Снова, мимо перевернутого вверх колесами и вросшего в кораллы, того велосипеда, разматывая в своих руках большой маток нейлоновой веревки. Мы проплывали опять мимо сумок и чемоданов, набитых до отказа вещами погибших. Мимо лежащего большого правого крыла с двигателями лайнера и огромного обломка с выбитыми иллюминаторами пассажирского среднего отсека второго класса. Валяющихся на дне пассажирских кресел. Как и раньше, слегка работая, лишь ластами акваланга, мы, используя подводное течение, приближались к своей цели. К носовой части корпуса погибшего самолета, на краю самом глубоководного обрыва.
Я даже не смотрел на глубиномер. Мне и так глубина была уже известна. О ней говорила сама вода, что сдавливала мой из толстой резины гидрокостюм.
Дэниел держал в руках фонарик. День на удивление долго держался и не хотел уходить. Но уже начало темнятся. Там над островами наверху зашло солнце. И летний тропический вечер, наступал даже здесь глубоко под водой.
Надвигалась темнота. И некогда было отвлекаться на все, что было вокруг и под нами. Наша цель голова рухнувшей с неба воздушной большой машины. Командирская рубка. И в ней аварийные ящики самописцы. Нам нужно было успеть до полной наступающей ночной в океанских глубинах темноты, проникнуть, внутрь рубки пилотов Боинга. Нам нужно было, взломать там входную дверь. И, проникнув туда, вытащить самописцы из особых контейнеров электронного оборудования самолета. Затем, успеть их, хотя бы дотащить до хвостовой оторванной части разбившегося лайнера. Мы решили так и сделать.
Наступала ночь, и можно было, вообще заблудиться здесь на глубине. Даже с этой нейлоновой и уже закончившейся в наших руках веревкой. Закрепленной этим концом к одному из рулей высоты.
Пришлось, принять такое Дэниелу решение. Оставить их до утра под одной из хвостовых обросших водорослями и кораллами рулевых плоскостей разбившегося самолета. А, утром на восходе, снова спуститься и забрать, уже дотащив до той нейлоновой опущенной за борт с «Арабеллы» сети. И тут же сниматься с якорей и уходить как можно быстрее с этого места в сам Тихий океан. Пока на черной той гангстерской яхте не доперли о случившемся.
Но главное, это суметь взломать ту дверь в командирскую пилотную рубку погибшего лайнера.
Для этого я в руках тащил впереди себя большую монтировку. А, Дэниел нес еще кроме фонарика, большую кувалду. Дэниел взял еще с собой большой подводный широкий и длинный нож. Он его прицепил к правой ноге.
Я, тоже, хотел взять еще один нож, но Дэниел сказал, что и одного хватит, а зря. Да, я и сам жалел уже, что не взял нож, плывя следом за Дэни. Как бы он мне, тогда там впоследствии пригодился.
Мы проплыли мимо хвостовой части самолета с облупленной трехцветной краской на останках фюзеляжа борта ВА 556. И поплыли дальше.
Не всегда на такой глубине бывает так светло даже вечером. Меня это приводило в удивление. Обычно на ста метрах уже хороший, почти непроглядный сумрак. А тут светло почти как днем. Лишь вот сейчас, к вечеру, вода стала темной и еще более тяжелой.
Нас постоянно сносило, как и раньше в сторону сильным течением. И снова, приходилось выравнивать свой, как и раньше маршрут. Нас опять тащило в сторону океана. Чем ближе мы были к головной части погибшего самолета, тем поток подводного течения был сильнее. Возможно, это было связано с приливами и отливами в островной зоне и между островными подводными рифовыми лагунами и проливами. Я только сейчас стал допирать откуда такое течение. Оно к тому же еще усилилось к вечеру. Приходилось брать все левее и левее, придерживаясь самого дна. Я стал сомневаться, что мы назад вряд ли вот так запросто отсюда выгребем. Как бы, не пришлось, всплывать в темноте на поверхность. И уже вплавь добираться до своей «Арабеллы», бросив тут свои отработанные до нуля кислородные баллоны и свои свинцовые противовесы пояса. Используя только ласты и маски.
В наступающей темноте в воде, чуть не налетели на две лимонные акулы, лицом к лицу, пропустив их мимо себя, нырнув вниз и чуть ли не лицом в сам донный песок и камни. Они с приклеившимися их вечными попутчиками рыбами прилипалами, проплыли спокойно, мимо нас. И исчезли в темной синеве воды.
Тоже, наверное, здесь нередкие гости со стороны океана.
Дэниел устремился вперед к месту, где лежала оставленная нами в прошлый раз часть носового отсека ВOEING 747. Туда, к почти, самому краю трехкилометровой отвесной в океан пропасти. Мы должны были успеть сделать, то, что не доделали в прошлый раз. Мы спешили, время было уже в обрез. И не очень обращали внимание по сторонам. Мы не заметили, что за нами уже следили. Что мы были здесь в этот раз не одни.

***
Они следили за нами. Следили, как только мы приплыли на место крушения ВOEING 747. Они были уже здесь и следили за нами. Эти с той черной яхты. Их было восемь человек. Хорошо экипированных и вооруженных подводным оружием аквалангистов. В черных и синих гидрокостюмах. Они приплыли с той черной яхты, после того как мы все втроем вернулись на «Арабеллу». Они приплыли за своим золотом, что видимо забрать его, но не ожидали, вновь увидеть здесь нас.
Они, спрятавшись в синеве воды нижнего плато, среди кораллов горгонарий и скал, торчащих из белого кораллового песка, были практически невидимы на удаленном расстоянии. Но, я уже чувствовал опасность. Как? Сам не понимаю, но, чувствовал и крутил головой по сторонам. Я боялся за себя и за Дэни, который рвался веред, не смотря на реальную для нас обоих опасность.
Мы могли нарваться на кого угодно еще, кроме этих лимонных акул, в этих сгущающихся подводных сумерках стремительно надвигающегося вечера. Да, запросто. И именно в обломках самолета, к голове, которого мы с Дэниелом уже подплыли. К лежащей на песке, и камнях над самым обрывом бездонной пропасти передней части борта ВА 556.
Я посмотрел на свои подводные, на левой руке часы. Было уже восемь вечера. Краски подводного вечернего мира, быстро сгущались. И мы здесь были не одни.
Дэниел быстро поднялся к той железной двери, которая оказалась первой обычной дверью рухнувшего в океан пассажирского рейсового самолета. За ней как потом, оказалось, была еще одна, в промежутке между кабиной пилотов и выходом в салон стюардов. Та вторая дверь была тяжеленной и весила, наверное, пол тонны. И, кроме, того проржавев с краев на ребре в соприкосновении с косяками самого прохода, по этим самым краям стала острой с зазубринами, похожими на ржавые зубы пилы.
Мы с Дэниелом быстро взломали первую дверь. Просто, выворотив ее монтировкой. Она со скрежетом, подымая вверх и в стороны серым облаком потревоженный белый ил, рухнула оторванная с петель вниз на пол между креслами. Поднятый ил распространился по всему отсеку. И, какое-то время было ничего из-за него вообще не видно.
Я, то и дело посматривал на свои подводные часы и сверял время.
И вдруг, вспомнил о золоте, там внизу под нами. В утробе покореженного и изорванного о скользкие покрытые кораллами и водорослями камни грузового отсека. Там, среди искореженного металла и искореженных, и вывернутых переборок под полом двух отсеков. Отсека мертвых скелетов стюардов и салона первого класса, лежала гора слитков из золота. Там внизу, что обнаружила Джейн.
Когда мы увидели еще одну более мощную уже ржавую дверь я вдруг, совершенно машинально подумал — «Океан так просто ничего не отдает. Он требует что-то и себе взамен. Все это добром не закончиться» — и, вскоре, оказался прав.
Я, вообще, не знаю, зачем была эта дверь. В этом небольшом промежутке между отсеком стюардов и отсеком самих летчиков. Может для защиты от возможного нападения террористов. Не знаю, но она открылась нам.
Дэни стал колотить кувалдой по ржавым петлям двери, и она вскоре поддалась ему. Дверь открылась, чуть отойдя в сторону, но держалась на мощных петлях на собственном весу. За ней сразу была сама кабина.
Вероятно, эту дверь, вообще в полете летчики не запирали, а только ту внешнюю. Но, в этот раз эта дверь была заперта изнутри пилотами. Это говорило о катастрофе. Они ее заперли, чтобы перекрыть доступ в кабину пилотов забортной воды при посадке, но вышло все совсем по-другому.
Дэниел проник внутрь кабины пилотов. И исчез за перекошенной тяжеленной и опасной своими острыми краями и углами, изъеденными уже порядком ржавчиной той дверью.
Я, тоже, протиснулся внутрь двери. И, тоже, проник в отсек управления самолетом.
Всюду царила смерть. Здесь она была тоже. Смерть от удара об воду. Кресла пилотов, буквально сорвало с основания опор. И наклонило назад и, почти к самому полу. кабина и сам нос врезались на огромной скорости в воду и выбило все окна иллюминаторы летчиков. Вода просто смела все тут внутри своей огромной массой и убила тут всех одним, видимо своим многотонным ударом.
Все говорило о гидравлическом лобовом компрессионном ударе, о воду, ударе, всей массой самолета. Все кто мог здесь находиться, просто был убит самой водой.
Сразу возле правой стены этой кабины, прямо на полу лежали два скелета в практически полностью истлевшей изъеденной морскими животными и микроорганизмами одежде. Прямо у меня под ногами, они лежали, сцепившись друг с другом, намертво, видимо это все, что успели они сделать в последний момент. Возможно, это был стюард и стюардесса.
Вошедшие сюда перед падением Боинга в океан. Вошли и не успели выскочить назад в свои кресла. Или были здесь, просто до самого падения самолета в воду. Далее, на самих креслах были, тоже скелеты, почти в таком же виде, как и эти двое. Штурман и оба пилота в главных креслах этой пилотской рубки.
У самой панели управления и разбитых в дребезги проржавевших приборов. В руках первого скелета был оторванный штурвал Боинга. Похоже, он вцепился мертвой в него судорожной хваткой своих пальцев, и так и погиб под ударом воды.
Судя по тому, что я и Дэниел здесь видели, сила удара была чудовищной. И все погибли, почти мгновенно.
Дэниел был рядом с креслом своего отца. Он смотрел на лежащий в поваленном, почти до пола, как и его сосед, кресле скелет летчика. В облезшей и истлевшей почти начисто с погонами командира воздушного большого корабля одежде. Это он держал оторванный самолетный штурвал в костяшках своих рук. Глаза Дэниела было видно и через его маску. Те были в слезах, и Дэни не шевелился, глядя на своего мертвого отца.
Я подплыл к нему и взял Дэниела за руку, сочувствуя ему. Он нашел своего то, к чему стремился и искал столько времени. Ради чего сейчас рисковал своей молодой латиноамериканца парня жизнью.
Дэниел опустил руку на голову скелета. И присел возле отца на колени.
Он наклонил свою голову и прислонил ее к костяшкам истлевших в соленой воде ног, даже не заметив, что те просто рассыпались в серый прах. Он так сидел недвижимый, вероятно плача. Было видно, как он, даже дергался и дрожал, глубоко дыша и навзрыд, расходуя свой запас сжиженной для дыхания смеси. Из его шлангов и фильтров учащенно вырывались пузыри отработанного в воду углекислого газа.
Я обнял друга. Он повернул ко мне голову. И, я показал, чтобы он успокоился. И не расходовал свой жизненный воздушный запас на такой глубине. Нам надо было заняться еще делом.
Он покачал головой, что все в порядке. Подняв большой на правой руке палец вверх. И поднялся на ноги. И мы стали искать аварийные самописцы самолета.
Видимо Дэниел уже подготовил морально себя к такому и не паниковал от горя. Но все же с него вышибло горькую слезу. И я его понимал как никто. особенно от того, что здесь произошло и мы увидели своими глазами.
Дэниел стал искать черные аварийные ящики. Они должны были быть, где-то здесь. Рядом со штурманом, точнее тем, что от человека осталось, вмонтированные в боковой штурманский аварийный специальный блок BOEING 747. Этакий стальной несгораемый высокопрочный сейф. В виде двух шаров больших красного цвета автоматических самописцев. Один вел запись самого полета и записывал все команды и пилотов. Другой, работу всех рабочих систем самолета и его координаты полета вплоть до самой катастрофы.
Потребовались, снова кувалда и монтировка. И мы сумели вскрыть довольно быстро этот блок, подняв здесь, тоже густую непроглядную пыль из песчаного белого ила.
Самописцы были здесь, рассованные на некоторое расстояние друг от друга, и отгороженные простенком из металла.
Мы вынули их. И Дэниел отдал один из них мне в руки. Я, схватив его своими пальцами обеих рук, потащил этот, довольно крупный круглый красный предмет, и, довольно тяжелый шарик к выходу из кабины пилотов Боинга.
Я вынырнул за большую эту тяжелую ржавую бронированную дверь. И протащил этот красный шар в своих руках, который тянул упорно к низу.
Я пошел с ним, вниз протащив его по разгромленному падением рабочему отсеку со скелетами в креслах стюардов и стюардесс. Опустился сквозь проломы перегородок и полов первого пассажирского отсека первого класса до самого дна. И покореженного при падении на скользких наклонных камнях трюма.
Здесь везде лежало золото. Оно сверкало желтизной под тонким слоем донного белого ила.
Золото, из-за которого и погиб самолет. Кровавое золото. И проклятое золото. Золото мистера Джексона. Сколько его было тут, кто его знает? Может и действительно тонн десять. Часть была рассыпана по днищу трюма. Из разбитых ящиков, слитки рассыпались по всему полу. И были здесь повсюду. Один такой слиток был у моей Джейн в ее теперь каюте.
И вот, теперь надо было доставить туда еще и эти вот самописцы шарики красного цвета. Причем в одиночку.
Я плыл, буквально, надсадив живот, гребя своими ластами в темнеющей от наступающего наверху вечера воде. На стометровой с лишним глубине. Под сильным давлением воды с трудом дыша, и излишне расходуя свою смесь.
Я тащил первый это шар, буквально по самому дну, время от времени отдыхая. Освещая фонариком себе дорогу среди обломков самолета и каменистое с песком дно. Заросли горгонариевых кораллов и водорослей.
Было уже плохо видно. На такой глубине, да еще в наступающей вечерней темноте. Было уже на часах семь. Оставалось времени минут на тридцать, включая возвращение и сам подъем. Оставалось еще уповать на запасные, спущенные под днищем яхты на дне восемнадцатилитровые баллоны.
Я еле-еле, нашел в темноте чернеющей воды хвост самолета. И положил этот самописец под нависающее хвостовое крыло. Стабилизатор горизонтального управления. Именно там где мы привязали длинную нейлоновую почти в километр веревку.
Я, буквально, затолкал самописец под него в углубление между камнями и кораллами.
Убедившись, что все нормально, я поспешил обратно. Время поджимало, и надо было уже спешить нам обоим. Я, снова, вернулся к рубке самолета.
Меня сильно уставшего, упорно сносило течением, но я смог, снова, проникнуть в верхний отсек стюардов стюардесс и подплыл к двери пилотной кабины Боинга. Дэниел вручил мне второй самописец через полуоткрытую бронированную ржавую ту дверь пилотной кабины. И я, отдышавшись, потащил и второй, туда же бортовой аварийный черный ящик самолета, внутри большого красного с какими-то нарисованными на корпусе цифрами и буквами шара.
Скажу, это была адская на самом деле работа. Хуже не представить. Под водой тащить еще и второй бортовой красный шар, волоком уже по дну, толкая перед собой и против течения. Я уже думал, не вернусь к Дэниелу. Подохну, где-нибудь по дороге. Думал, конец и прощайте все! Прощай, моя ненаглядная красавица Джейн!
Это чертово сильное течение уносило меня, стоило только мне остановиться. И я буквально, держался за этот аварийный красный самописец, бороздя им по глубокому песку и камням на дне. Цеплялся руками за кораллы, отдыхая время от времени. И так еле доскребся до оторванного лежащего на дне хвоста самолета.
Уже порядком стемнело. Я не мог разглядеть, теперь время на своих ручных подводных часах. Но, надо было возвращаться к Дэниелу. И бросать все уходить отсюда.
Я понимал, что часть работы сделана, теперь надо, снова уносить отсюда ноги. Запасы смеси уже были невелики, и оставалось наверняка, только вернуться назад. Да, и темнота под водой становилась непроглядной. Я уже шел назад по своему следу, оставленному на дне, я заламывал некоторые кораллы руками, чтобы вернуться в темноте назад, и обрывал водоросли.
Старался ориентироваться по мелким самолета обломкам и пассажирским вещам, разбросанным по камням и песку. Впереди практически мало, что видел. Еще опасался встречи с каким-нибудь морским хищником. Лоб в лоб. Как, чуть не получилось у нас встреча с лимонными акулами. Да, и других здесь, тоже хватало. Те же большие барракуды. Мы уже видели стаю серых рифовых акул, когда все втроем до этого побывали здесь и встретили их у самого дна на своем подводном маршруте. Мало ли еще на кого можно было напороться на стометровой с лишним глубине. Но, главное надо вернуться назад. Назад к моей Джейн и вместе с Дэниелом.
— «Ох, и влетит же мне!» — подумал я — «От моей красавицы Джейн! И Дэниелу, тоже за этот нежданный отмороженный сюрприз!». Я представлял, что она там сейчас делает, когда нас не оказалось на «Арабелле». Что с ней там твориться?!
— «Вот дурак!» — думал я — «Вот мы оба ненормальные! Понесло нас на ночь, глядя, сюда!». Мы не отдавали себе, теперь отчета во всей этой авантюре. И отчета в ожидаемой опасности.
Дэниела гнало время. Он боялся за себя и за Джейн. И торопился с уходом отсюда. Но, уходить пустым Дэниел не собирался. Он не для этого проделал такой длинный маршрут в Тихом океане.
Джейн была, тоже на взводе, хотя и вида не подавала. Я видел, какая она была. Особенно после нашей той кратковременной скандальной размолвки. Это место давило на нее. И сильно уже давило. Впрочем, на меня тоже.
Все были, все равно, как теперь не свои, хотя вроде бы и помирились.
Еще эта черная гангстерская яхта была где-то рядом. Надо было быстро уносить отсюда ноги. И чем скорее, тем лучше. Это меня и погнало под воду вместе с Дэниелом. При других обстоятельствах я бы вполне, вероятно не пошел бы на это невероятно смертельное и рисковое дело. Но, вот эта поспешная гонка и решила нашу всех троих роковую участь.

***
Я вымотался до основания. И еле смог уже подняться к пилотной рубке. И к бронированной приоткрытой тяжелой двери кабины Боинга.
Я был у выхода. И показывал Дэниелу, через широкую щель прохода, что пора назад. Он, тоже это понимал. И готов был идти назад. Нам надо было доставить, те чертовы, тяжелые черные ящики до той сброшенной с веревкой с борта Арабеллы сети. И успеть, еще подняться с глубины, причем не спеша. Постепенно всплывая к поверхности.
Уже было достаточно темно здесь на стопятидесятиметровой глубине. И Дэниел включил фонарик на полную мощность, покрутив регулятор, и усилив его светимость под водой. Видимость уже была практически нулевая. Мы друг друга в метре от себя с трудом видели.
Дэниел полез через проход в приоткрытой железной бронированной двери, высунув левую свою руку подавая мне фонарик.
И случилось неожиданное, трагическое жуткое и непоправимое.
Дверь сорвалась с петель. Эта очень тяжелая бронированная, весом в добрую сотню с лишним килограмм дверь, упала под углом. И как раз на руку в районе запястья правой руки Дэниела. Она острая проржавевшая на краях узкого ребра, падая, словно острым ножом отсекла Дэниелу в районе запястья руку. Как острый нож гильотины. Я лишь увидел напуганными своим глазами, как кисть отлетела в сторону и упала плавно вниз, куда-то вниз, оставляя длинный кровавый за собой густой шлейф. Эта часть его руки, растопырив в судороге пальцы, упала вниз через обломки полов верхнего рубочного отсека и искореженных переборок. Упала вниз, мимо пассажирских кресел в самый грузовой отсек останков носовой части самолета. Я даже не все сразу понял, что и как случилось. Но понял, что случилось самое непоправимое.
Кровь ударила сразу фонтаном из обрезка запястья, и Дэниел отскочил внутрь рубки, налетая на кресла летчиков покойников. От жуткой боли он, чуть не выронил мундштук со шлангами акваланга изо рта. Он схватился за обрезанную в своем запястье вместе с резиновой перчаткой и глубиномером правую покалеченную руку. И закрутился на месте, рассеивая по кабине пилотов свою из перерезанных жил брызжущую алую кровь.
Я напуганный этим до ужаса налетел на ту дверь. И пытался сорвать ее совсем с места, чтобы ворваться внутрь самолета. И помочь, хоть чем-то Дэниелу. Но, эта чертова металлическая и толстая бронированная дверь, не поддалась ни на дюйм моим физическим усилиям. Она была тяжелой. И ее заклинило. Причем намертво в таком состоянии, наискось застряв в дверном проеме, между, верхом и оставшейся погнутой при ее падении дверной толстой петле.
Я был сильным русским человеком и физически подтянутым, но видимо это перетаскивание этих черных ящиков самолета и сама глубина отняла все мои силы. И я не был способен сделать хоть что-то. В почти полной темноте воды. Я бился о ту перекошенную стальную тяжелую ржавую дверь и все бес толку. Я дергал ее взад и вперед, что только было своих сил, но все было бесполезно.
Я схватил кувалду и начал колотить эту чертову покалечившую Дэниела дверь. Грохот от моих ударов кувалдой стоял не слабый. И сотрясал все вокруг. И всю носовую часть самолета. С нее сыпался, вниз рассеваясь, белый песок и ржавчина.
Я не видел, что там творилось, теперь за той дверью. Думаю, Дэни, пережал, чем-то обрезанную истекающую кровью руку. Что-то там смог сделать.
Я бросил кувалду и, подняв фонарик Дэниела, выплыл через разломленную и исковерканную крышу верхней кабины, и, проплыл к оконным рубочным разбитым об воду иллюминаторам Боинга. Причем мне пришлось вернуться, прежде, чем это сделать. Мне пришлось проплыть назад через весь салон мертвецов стюардов и стюардесс, сидящих в креслах. И вынырнуть над самой крышей головной части носового обломка самолета.
Я вынырнул и перепуганный, позабыв про все на свете, ломанулся на всем ходу работая ластами к кабине пилотов.
Там было полчище медуз. Они привлеченные текущей из руки Дэниела кровью, буквально облепили пилотную кабину своей желеобразной серой массой. И там был мой друг Дэни. Он вылез наполовину из одного из разбитых о воду иллюминаторов самолета. Вылез, высунув в маске голову и целую машущую мне левую руку. Он был в шоке от боли. И тянул мне ту в резиновой перчатке свою руку, раскрытыми пальцами, прося помощи.
Медузы окутали всего Дэниела, торчащего наполовину из кабины пилотов. Они сплошной массой облепили его. Их привлекла его текущая в воду кровь от отрезанной правой руки. Он задыхался. У него уже кончилась вся смесь в баллонах. И, они были уже, почти пустые за его плечами. И Дэни ими звонко бился об верх разбитого окошка рубки Боинга.
Я пытался пробиться к нему сквозь эту массу желеобразных жителей моря. И пытался вытащить Дэниела из оконного иллюминатора пилотной кабины, но не мог. Все было бесполезно. Дэниел застрял намертво.
Он бился баллонами о верх иллюминатора, и не мог выйти наружу. Эти, литров на двадцать четыре, уже почти пустые баллоны. Не давали возможности, пролезть в разбитое водой смотровое лобовой рубочное окно самолета. Оно было, более узким и не рассчитанным на выход человека. Но, Дэниелу, пришлось лезть сквозь него. У него не было выхода. И мы были оба в состоянии безумной кошмарной паники и ужаса. На этой кошмарной глубине для дайвингистов не соображали совершенно, уже толком, что делали.
Дэниел паниковал и делал то, что не должен был делать. Изматывал себя окончательно, дергаясь, и застряв в том окошке. Он просто был в болевом шоке и истекал собственной кровью. У меня заканчивалась кислородно-гелиевая смесь в баллонах. Дэниел, потеряв руку в шоке от боли, терял уже сознание. И я, бил пощечинами по лицу Дэни, в районе маски, приводя в сознание. Не знаю, зачем, я так делал. Я просто сам был в таком ужасе и панике, что не знал, что и делать. Видя, что Дэниел гибнет. На этой стопятидесятиметровой глубине и в практически полной темноте.
Это была смертельная наша конвульсивная бессмысленная и бесполезная жертвенная агония. В свете одного горящего и освещающего все лежащего на кабине и крыше Боинга ярко горящего в черной ночной воде подводного фонаря.
Я делал все сейчас чтобы выдернуть американского совсем еще молодого двадцатисемилетнего парня из погибшего самолета. Я тащил Дэниела за костюм и резину акваланга через то разбитое покореженное от удара о воду узкое смотровое самолетное окошко. За ремни тех баллонов, в паническом сам ужасе, и, не соображая, что делаю в тот момент.
Дэни был все же еще в сознании. Он, смотрел на меня своими черными как бездна океана глазами. И этот взгляд я видел через стекло его маски. Там уже не было боли и паники. Там не было ничего.
Я даже не могу описать этот его взгляд, похожий, скорее на прощание со мной. Я и сейчас вижу эти Дэниела измученные и равнодушные ко всему глаза. Глаза умирающего молодого латиноамериканского парня, которому, я так и не смог ничем помочь. Он спас меня в океане и был обязан всем, жизнью, и даже любовью ее сестренки красавицы Джейн, а я не мог ничего сделать в ответ.
Он быстро слабел. Учащенно дышал через мундштук и шланги акваланга. Расходовал последнюю дыхательную свою спасительную смесь в бешеном количестве.
Это был конец! Конец всему!
И я это понимал как никто другой. Я понимал, если его не вытащу из этого чертового искореженного разбитого о воду окна кабины, то он погибнет здесь в таком вот состоянии и положении.
Я тянул Дэниела, что есть силы через этот разбитый оконный иллюминатор рубки Боинга. Если бы это мне удалось тогда, то Дэниел был бы спасен. Я так тогда думал. Сейчас, думаю, уже иначе. Но я его даже мертвого все равно, дотащил бы до нашей яхты. Или погибли бы вместе на этом чертовом погибельном подводном плато, где-нибудь по дороге к яхте. Или нас измученных борьбой за жизнь и изможденных и обессиленных, но еще живых на запредельной для дайвингистов глубине, утащило бы в сам открытый Тихий океан, то кошмарное сильное, идущее с островов подводное течение.
Пока я боролся за жизнь Дэниела, я был под постоянным наблюдением. Здесь же недалеко. Наблюдали те, кто уже был здесь. Они пришли за золотом, и мы их спугнули. Они не напали на нас сразу, а наблюдали за нами со стороны. И ждали нужного момента. Они не дали бы и так нам уйти отсюда живыми.
Вероятно, они приплыли сюда следом за нами, когда мы уплыли отсюда назад на яхту. И они не рассчитывали того, что мы скоро вернемся. Они пришли за своим золотом. Но, мы им теперь мешали. И ждали момента к нападению.

***
Чудовищная боль не давала Дэниелу покоя. И усиливала его погибельное состояние. Он уже не слышал меня, и не обращал на мои жесты руками внимания. Он был в состоянии полного шока. Он начал терять опять сознание. Черные глаз зрачки расширились и остекленели. Глаза Дэни смотрели лишь на меня и не моргали. Видели ли они меня тогда? Я, ударил его, уже с силой по мальчишеской голове, чтобы привести в чувство. Думая, что сильный удар сделает свое дело. И он очнулся на мгновение. Дэниел задергался и забился снова в своей погибельной ловушке.
Я показал ему, чтобы он дышал реже, и менее глубоко. Но, было бесполезно. Он уже меня не слушал, да и не слышал. И надо было, что-то делать, но, что?!
Обрубленная правая Дэниела рука кровоточила. И я не видел ее из-за большого количества облепивших нас медуз. Кровь была повсюду и вокруг нас обоих.
Эта чертова стальная острая и тяжелая дверь перекрыла выход. Это была ловушка. Она отрезала и перекрыла обратный выход из рубки самолета. И выход был лишь через оконный иллюминатор.
Мне удалось отстегнуть те практически пустые баллоны и снять с него их, оставив в кабине мертвого Боинга. Но случилось уже следующее.
Дэниел застрял в окне свинцовым противовесом поясом, зацепившись там за что-то. Я не видел за что. Я давай растягивать и этот пояс. И тут случилось самое худшее. Самолет поехал.
Он покатился по склону вниз по камням к самой пропасти. Вниз медленно, но верно сползая в океанскую трехкилометровую бездну. Эта носовая часть самолета, со всеми скелетами стюардов, стюардесс и скелетами мертвых пилотов, лежала на крутом скальном склоне. И держалась, как оказывается, здесь на честном слове.
Возможно, эта падающая бронированная с острыми зазубренными в ржавчине краями дополнительная дверь, отрубив руку Дэниелу в кабине самолета одним ударом как гильотина, вероятно, встряхнула этот самолетный головной обломок. И он поехал по камням, вниз к трехкилометровой пропасти. А возможно, и мои удары кувалды, привели ее в это роковое ведущее к гибели затяжное в черную водную пучину паденье.
Носовая часть самолета двигалась вниз к обрыву, и ее остановить было бесполезным делом. Она многотонным покореженным огрызком от самолета катилась медленно к пропасти по кораллам, донному илу и камням. Оставляя за собой рассыпавшееся золото, большая часть которого так и осталась внутри исковерканного трюма в разбитых деревянных ящиках.
Мы окутанные сплошной массой океанских медуз, купающихся в облаке крови Дэниела, теперь падали в трехкилометровую океанскую пропасть.
В ярком горящем свете фонарика я видел лишь черные глаза умирающего Дэниела. Глаза полные отчаяния и безучастности уже ко всему вокруг. Даже ко мне. Он, видел всю, мою беспомощность, в помощи к нему. Когда носовая часть самолета соскользнула в бездну. Разгоняя облепивших нас медуз, начала свое стремительное вместе с нами падение в эту кошмарную головокружительную погибельную бездонную черную с беспросветной вечной темнотой пропасть.
Этот взгляд до сих пор в моей памяти. Взгляд обреченного человека, погибающего в обломках самолета и падающего в океанскую бездну. Возможно, он даже хотел, чтобы я его убил в тот момент, чтобы избежать кошмара того падения. Быть раздавленным там самой водой. Но я, осознавая сейчас свою беспомощность, не мог этого сделать. Если б я мог это сделать! Если бы было чем, возможно, я бы сделал это! Но, я не сделал это и, лишь остался молчаливым наблюдателем кошмарной гибели своего лучшего друга.
Я держал, одной рукой фонарик, другой его за его протянутую мне единственную, теперь уцелевшую левую руку, до последнего. Сжимая своими руки пальцами его пальцы на его целой протянутой мне руке. Падая вместе с ним, и отпустил его. Отпустил тогда, когда уже не мог удерживать самого себя от нарастающего стремительно давления. Сама вода вырвала меня из рук надвигающейся смерти. Она вырвала меня из глубины. Я даже, плохо помню этот последний момент, когда у меня помутнело в глазах, и поплыли красные круги. И меня выбросило вверх. Это баллоны, сопротивляясь падению, тащили меня наверх. Гелиевая смесь не давала мне уйти на дно вместе с Дэниелом. И этим носовым обломком самолета. Даже, свинцовый пояс, почему-то не смог удержать меня на глубине.
Я помню, как Дэниел разжав свои пальцы, отпустил мою руку. И я полетел быстро вверх из глубины. Баллоны как поплавок вытолкнули меня оттуда из черной бездны океана.
Последнее, что я видел это его ту уцелевшую протянутую ко мне, левую руку, и раскрытые ее в резиновой перчатке пальцы. Руку Дэниела застывшую в толще воды и в ней исчезнувшую навсегда. Это отпечаталось в моей памяти навечно.
Носовая часть самолета падала в пропасть с огромной скоростью, рассыпая в толще воды из развороченного трюма блестящее золото, которое сыпалось сверкая слитками в океанской бездне. И, вскоре, я уже не видел, ни Дэниела, ни обломка рубки самолета, ни этого падающего вослед за обломком носа самолета золота. Все поглотила чернота бездонной бездны.
Из глубины раздался оглушительный взрыв. Это взорвались баллоны Дэниела в кабине пилотов. И ко мне из глубины со скоростью пули поднялись большие пузыри сдавленного воздуха и остатков гелия, из тех раздавленных давлением двадцатичетырехлитровых баллонов. Почти полностью пустые уже без кислородно-гелиевой смеси баллоны акваланга взорвались в рубке самолета. Они должны были, как бомба своим взрывом, разнести всю кабину Боинга под внешним нарастающим за мгновение чудовищным многотонным давлением воды.
Я надеюсь до сих пор, что именно это Дэниела убило, там, внизу. Пока носовая часть самолета падала в трехкилометровую бездну океана под склоном островного того плато. То, что я тогда видел, до сих пор сотрясает ужасом меня. Дэниел упал вместе с тем обломком самолета на самое дно пропасти. И хорошо, если он погиб от того взрыва.
Я смотрел в черную пустоту подо мной. И я плакал. Слезы лились у меня из глаз. Но я не мог их смахнуть ничем. Я был в маске. Меня вытолкнуло с почти трехсотметровой глубины вверх. И я почему-то остался жив.
Я завис над океанской бездной на глубине 120метров. Выше даже края и обрыва, с которого рухнул вниз нос самолета BOEING-747. Просто повисая за счет баллонов и еще не отработанных остатков кислородно-гелиевой смеси в толще воды. Лишь, слабо работая своими обтянутыми плотно толстой резиной гидрокостюма ногами и широкими ластами.
Я поднял голову вверх, и увидел их. Они висели надо мной. Эти те, кто охотился на меня и Дэниела.
Они, также висели в толще воды. И смотрели на меня через свои аквалангов маски, пуская пузыри из фильтров стравливая отработанную дыхательную смесь. И освещая меня сильным светом мощных подводных фонариков. Сосредоточив сконцентрированный их общий свет на мне под собой. Они видели меня в почти, полной уже ночной темноте воды. И ждали меня, когда я начну подъем. Они понимали, что у меня нет выбора, как идти только вверх. И чем быстрее, тем лучше. Иначе смерть.
А мне надо было подняться хотя бы метров на 50-60.
Они висели надо мной над океанской бездной. И тоже, видели падение рубки Боинга в пропасть. Прекрасно экипированные. С подводным стрелковым оружием и ножами. Они видели и падающее туда их все золото. Они не могли простить мне оставшемуся сейчас в живых такое.
Они не получили ничего. Мы с Дэниелом все им испортили. И они бросились на меня, решив теперь, меня прикончить. Как очевидца и свидетеля. Даже, еще взбешенные потерей многомиллионной золотой добычи.
Их было восемь. Восемь аквалангистов в черных и синих гидрокостюмах. Восемь здоровенных мужиков, вооруженных подводными длинными широкими ножами и подводными пружинными гарпунами на акул.
Я, освещая себе дорогу фонариком Дэниела, рванулся вверх. Мне необходимо было выйти с этой глубины. Иначе конец, пока еще была смесь в акваланге. А, они кинулись все и сверху на меня. Все сколько их было.
Они, освещая меня сконцентрированным светом своих высокомощных больших фонариков, падали сверху как хищные акулы на свою добычу на меня. Я же, вопреки, всей очевидной опасности подымался вверх. Мне нужно было, во что бы то ни стало сбросить глубину.
Они бы нагнали сейчас меня. Но, сверху на них упала большая манта.
Откуда она взялась здесь в этот момент, я не знаю. На мое спасение она вклинилась между мной и ими. Толи это была случайность, толи Божья помощь. Но, манта закрыла меня перед ними, как мой Ангел Хранитель, своим огромным крылатым рогача и морского дьявола бело-черным телом.
Манта появилась, где-то наверху из почти, полной темноты. И решила сделать полукруг через свою в красивом танце спину и в свободном парении над океанской бездной. Размахивая плавно своими огромными треугольными плавниками, она попала как раз между нами. И рассеяла преследователей по сторонам. Пока, они снова, собрались вместе, и продолжили мое преследование, я порядочно сумел от них оторваться, набирая высоту и сокращая опасную для меня глубину.
Я от своего страха за свою жизнь, усиленно работая ногами и ластами, оторвался далеко от них, плыл в сторону и вдоль обрыва бездонной черной скальной вертикальной подводной пропасти. Вырвавшись из сильного подводного течения. Стараясь скрыться как можно скорее среди веток кораллов и водорослей.
Манта была моим случайным спасителем. Этот огромный черный с белым в пятнах животом рогатый скат. Одинокий и быстрый в этой толще океанской воды. Он, было, чуть не налетел на первых тех дайвингистов убийц, идущих с гарпуном на меня. Чуть было не долбанул пловцов подводников своим пятьсот килограммовым рыбьим телом. А я, пытаясь использовать в свою пользу все неровности обрыва, стараясь сдерживать свое дыхание, которое выдавало меня облаком из пузырей отработанного кислорода и гелия, торопясь уходил от преследователей.

***
Мне пришлось нырнуть снова с 50-60метров на 100метров вниз. И плыть вдоль торчащих ветвистых красных горгонариевых кораллов и скальной отвесной вертикальной стены. Здесь я был менее заметен противником. Кислородная с гелием смесь была уже на исходе. Надо было срочно менять баллоны. Иначе каюк. На ручных моих часах было одиннадцать. Смешанного с гелием воздуха в баллонах осталось, можно сказать на пару еще затяжек. И я, уже чувствовал его недостаток. И начал, как можно реже дышать, и задерживать дыхание. Вспомнив свой армейский опыт, когда служил в ВМФ СССР в подводном нашем доблестном Советском Флоте.
Я посмотрел на наручные подводные часы. Время все уже, давно вышло. Но, в баллонах странным образом еще, что-то оставалось. Это было просто странное чудо. Словно Божье провидение. Словно кто-то не хотел моей гибели и берег меня в океане. Как будто кто-то позволял мне еще жить и дышать. И я еще умудрялся как-то, и чем-то дышать. Но, я понимал прекрасно, что это последние мои глотки жизни. И, если я не заменю баллоны акваланга, то мне конец. Конец мне, конец моей девочке любимой Джейн. Моей красавице Джейн. Эти ублюдки Джексона ее убьют. И я, не смогу ее спасти. Дэниела я уже потерял, но Джейн, я им так, просто не отдам.
— «Твари!» — клял себя за потерю Дэниела я — «Джейн, моя девочка! Я не уберег твоего брата Дэниела! Я клялся тебе в этом, но не уберег, прости! Не уберег! Прости меня! Джейн прости! Моя крошка Джейн! — я твердил, уходя от преследования.
Преследователи были, правда, далековато теперь, но они шли у меня на хвосте уверенно и упорно в расчете все же поймать меня и прикончить. Они преследовали меня всей своей сворой в восемь человек. Кто они были? Спецы или просто убийцы? Просто морские бандиты или в прошлом ВМФ США морские котики?
— «Врешь не возьмешь!» — я твердил себе сам – «Я русский моряк и в прошлом такой же военный, как и возможно все вы. Я уделаю вас всех. Уделаю. Или я не русский моряк.
В моей затуманенной долгой погоней голове, пронеслась вся снова моя нелегкая жизнь и служба в армии. Вспомнились все мои боевые закадычные товарищи. Весь доблестный морской Советский флот. Братья подводники и братья, морские десантники.
Нужно теперь было добраться до оставленных восемнадцатилитровых спасительных баллонов со смесью у веревочных из нейлона проводных кабелей, спущенного эхолота и сонара от видеоаппаратуры с нашей яхты. Но, я был в другой стороне от проложенного нами с Дэниелом проторенного маршрута.
Я шел по краю пропасти. И обходил наше обширное песчаное поле по полукругу края самого отвесного бездонного обрыва.
Отвесная скальная заросшая кораллами и водорослями стена помогала мне. Я шел практически на ощупь, ничего не видя впереди себя, лишь касаясь ее руками, и цепляясь своими за ее край и кораллы пальцами. Освещение фонариком мало помогало. Но старался держать одну глубину по самому ее краю. Еще сам край этого обрыва периодически высвечивался более мощным ярким светом подводных фонарей, тех кто, светил мне в спину и гнался за мной.
Я обошел почти по кругу и вдоль той стены само плато смерти с обломками самолета и вынырнул из обрыва, возле вертикальной стены первого яруса, как раз там, где второй ярус смыкался с первым и обрывался в океанскую бездну. Представляя собой общее целое все поросшее кораллами всех видов.
Здесь оказалось много морских ежей, звезд, особенно голотурий, как и на верхнем ярусе. Полно губок многих видом, которых я на раз проплывал мимо, в темноте уходя от преследования.
Я прижимался, буквально животом к песку и самому дну, где это было возможно, постоянно ныряя вниз, теряясь на время и меняя курс, виляя из стороны, в сторону, сбивая своих преследователей в этой практически уже полной темноте и черной воде. Прячась в тени черной каменной скальной стены.
Там впереди были оставленные нами баллоны литров на восемнадцать заправленные под завязку дыхательной смесью. Это было мое спасение. Главное, добраться до них. Там проводной кабель фал и мелкоячеистая плетеная сеть, лежащая на самом дне на 100метровой глубине.
Здесь не был еще никто. Дикое не пройденное место.
Мне показалось, те преследователи аквалангисты потеряли меня. И мне надо было спешить, пока меня опять не обнаружили.
Именно сейчас, я сейчас уже думал о своем чудесном спасении.
— «Если я погибну, то погибнет и моя любимая Джейн» — лихорадочно стучало с кровью в моей под резиновым капюшоном моего гидрокостюма мужской голове – «Нет, этого нельзя допустить. Ради нее я должен выбраться отсюда и жить».
Этот страх за любимую гнал меня к первому ярусу стены в сторону скального узкого пролома.
— «Они и до нее доберутся. Эти ублюдки этого такого же ублюдка и выродка преступника Джексона» — не переставал думать сейчас я – «Не должны. Я не допущу этого».
Я сейчас зациклился только на этом. И уже не думал о погибшем Дэниеле, а только о себе и моей красавице Джейн. И вскоре я, бросив на дно горящий фонарик, сбросил на ходу, баллоны за своей спиной, расстегнув ремни. По-быстрому, выкачав из спасительного шланга своим глубоким загнанным как у ипподромной лошади на долгих скачках дыханием всю кислородно-гелиевую смесь до нуля в себя. Ее последний в одном глотке остаток. Я, освободившись от пустого груза, продолжил на одном своем дыхание, уже не дыша свой путь до других новых заряженных баллонов. Они были уже недалеко, и это было моим спасением. Я был уже рядом с оставленными на дне нашими заряженными кислородно-гелиевой смесью баллонами.
Я буквально летел в воде, внутри каменного пролома, подымаясь. Глядя только в темноту воды, давящей на меня и слушая свое гнетущее уже сдавленное редкое и тяжелое дыхание. Цепляясь исцарапанными о кораллы пальцами. И руками за камни, почти на ощупь, разгоняя в стороны в испуге мелких каких-то красных напуганных своим неожиданным появлением сонных рачков, толи, креветок.
Я находился на отметке 120метров и доплыл до якорной одной цепи. И вонзенного глубоко в белый коралловый песок одного из трех якорей нашей яхты. Здесь же лежала, по-прежнему и наша спущенная, почти незаметная воде на длинной прочной веревке с борта «Арабеллы» Дэниелом сеть. Здесь лежали наши баллоны и запасной оставленный Дэниелом еще один подводный фонарик.
Я быстро отвязал заполненные до отказа свежей смесью новые баллоны литров на восемнадцать от проводного нашего веревочного фала кабеля, спущенного с кормы нашей яхты. И надев один за спину. Второй прихватив руки с собой. Бросился, дальше удирать и уводить преследователей от черных ящиков, оставленных нами, среди обломков самолета. Я надеялся, что они их не нашли. Там была еще натянутая отсюда и до обломка хвоста длинная нейлоновая в километр веревка.
Они обнаружили снова меня, и я был в свете их горящих подводных фонарей.
Дышать стало хорошо, как от самой дыхательной спасительной свежей смеси, так и от самой более мелкой глубины. Здесь давление было ниже того, что было там внизу. А значит, будем жить. Еще поживем.
Я был как раз под килем нашей яхты. «Арабелла» была там наверху надо мной. Я проплыл мимо еще одного сброшенного на дно зарывшегося в песок якоря.
Мне надо было еще подальше увести врагов от моей любимой Джейн. Что там была, наверху, и которая, вероятно, даже не подозревала, что твориться сейчас здесь под водой.
Я уводил врагов от «Арабеллы».
Теперь у меня были шансы не захлебнуться в воде и не сдохнуть от смертельного удушья. У меня был запас кислородно-гелиевой смеси на целый практически час. Если дышать реже, то можно было продлить свою жизнь здесь в этой океанской воде и подольше.
Я не знаю, сколько уже было время. Мне некогда сейчас было смотреть на время. Надо было снова уносить свои ноги. Было темно, но темнота меня и спасала. Я периодически гасил фонарик и двигался какое-то время на ощупь, снова виляя из стороны в строну. Я задерживал свое дыхание, вынимая мундштук изо рта. И таким образом сэкономил смесь, растягивая время своей под водой жизни. Я не знал, сколько будет длиться погоня. Но, надо было выжить самому и спасти теперь мою Джейн.
Я бросился, все так же, вдоль скальной стены, продолжающейся за проломом. Затаскивая за собой еще один закачанный до отказа кислородно-гелиевой смесью восемнадцатилитровый акваланга баллон. И повел тех, кто шел неотрывно за мной дальше.
Они поняли, что я поменял баллоны и ускорили свое преследование.
Их тактика была проста. Загнать меня, где-нибудь в темный угол. И прикончить.
Они буквально прошли возле того места, где лежала та на нейлоновой веревке сеть и спущенный с борта яхты над нами веревочный на лебедке проводной фал гидрофона эхолота и сонара. Прошли, освещая все вокруг фонариками. И бросились дальше за мной, поняв, что я обзавелся запасными со свежей смесью баллонами. Видимо их это удручило весьма и удивило.
Один из них выстрелил из подводного гарпуна, но промазал. Темнота. И сильно было далеко до меня. И кроме, того ему помешал каменный обросший кораллами столб, торчащий из дна и белого кораллового песка. Длинный, растущий только вверх, как тонкая игла, тот столб, встал на пути стреляющего. И острый гарпун воткнулся в кораллы. Он застрял там, войдя, в столб целиком и вылезая с другой стороны ,пробивая на сквозь.
Я, снова был над сплошным белым песком и как на ладони. Над совершенно пустым местом, где только вода да песок и ничего больше.
Я, выключил фонарик. И в полной уже темноте, лихорадочно начал обшаривать саму каменную стену на предмет укрытия. И мне повезло.
Повезло во второй раз. Я увидел узкую пещеру в скале. Место, которое никто и никогда не видел и о нем не знал. Узкий грот неизвестной глубины, но в который можно было бы мне пролезть. И даже с баллонами. Стараясь не пускать отработанных пузырей, пока те враги были еще далеко. И меня не очень хорошо различали на расстоянии в синеющей мутноватой воде, я туда нырнул. Это действительно было местом моего спасения. Глубокий каменный грот внутри скальной стены верхнего яруса плато. На сто метровой, буквально глубине. И в полной темноте. Но, я шмыгнул туда, спасая себя, пролезая и шаря руками на ощупь. Там я, затаился в его глубине, не очень далеко от самого входа. Заполз на некий каменный угол. И улегся своим со свинцовым противовесом поясом животом на сами торчащие из песка и ила камни.
Я проник сюда, совершенно, даже не задумываясь, что там, мог кто-то жить.
Мне было не до этого. Главное спасти сейчас свою жизнь.
Я был уверен, меня было здесь не видно. И что, самое обидное, у меня не было оружия. Вообще никакого. Кроме фонарика. У Дэниела был нож, но он утонул вместе с ним в том обломке носовом самолета. И я, думал сейчас только о спасении самого себя. И о спасении моей красавицы Джейн. Там на яхте. И надо было спасать черные ящики с самолета. Они лежали там у того второго куска самолета. У хвоста, на дне под лежащими его хвостовыми рулевыми лопастями.

***
Я затаился в темноте этого грота. И затаил свое дыхание, стараясь не пускать отработанную воздушную смесь в воду через фильтры шлангов акваланга.
Я, буквально залег на его каменное дно в полной черной темноте. Я, даже не знал, какая у него глубина. И что там дальше в его той глубине. Я соскользнул за какое-то выступающее ща каменным углом укрытие на самом каменном полу.
Наверное, это был какой-то бугор или камень, или, может, что-то похожее на некую каменную ступень. Но, за ней было углубление. И оно меня практически всего скрыло от тех, кто был снаружи. Я опустился быстро за эту преграду в той полной темноте. И прижался, опустив, даже голову на каменное его дно. Я замер на одном месте. Не дыша практически и не шевелясь. И стал смотреть одним глазом через стекло маски в темноту впереди на входе воды. Там, где был вход в эту маленькую океанскую малозаметную пещеру. Туда, откуда я сам, только, что вломился в саму утробу мрачного черного неизвестного никому и вероятно понятия не имевшего, кто это грота.
Вдруг появились они.
Один, за одним. Выстраиваясь в одну линию на некотором расстоянии от входа в мой каменный подводный грот. Восемь черных теней с ластами и баллонами за спиной.
Один из них остановился у самого входа в этот каменный узкий маленький подводный грот. Он подплыл к краю входа в почти уже полной вечерней темноте, засыпающего в предстоящую надвигающуюся ночь океана.
Тот, который остановился, посветил фонариком в глубину грота. Луч от подводного фонарика высветил узкие и низкие стены моей спасительной подводной обители. Скользнул на каменный пол. И на мой внешний каменный барьер в виде огромного, лежащего перед моей головой и лицом камнем. Я спрятал голову с маской за ним. И прижался ко дну этой подводной пещеры.
Я затаил дыхание, чтобы не выпустить отработанную смесь через фильтры акваланга. И таким образом не выдать себя врагам. Я понимал как никто другой, что если они меня здесь обнаружат мне уж точно придет фатальный конец. Отсюда не сбежать. А их восемь. И хоть я русский подводник и моряк в прошлом. Силы неравные. Мне не выиграть, вот так в таком положении подводное свое сражение.
Тот, который светил фонариком в глубину грота, повисев, какое-то время в воде перед входом в грот, решил заглянуть внутрь. Ослепляя меня светом фонарика, как, ни странно, ничего здесь, похоже, не увидел. Возможно, уже сама надвигающаяся ночная в океане темнота подгоняла его самого. И он, быстро осмотрев с прохода узкий мой, теперь спасительный пещерный грот, быстро и скоротечно свернул свою деятельность. И не полез внутрь пещеры. Может, даже побоялся лезть в черноту и неизвестно куда. Тем более под водой. Боясь, даже, может, застрять и погибнуть тут. Он видно, было отдавал адекватную себе оценку, и оценку своим действиям. И вообще по всему было видно, что эти ребята были действительно профессионалы. И они догнали бы меня, если бы не опустившаяся в глубины океана с поверхности ночь. Вообще неизвестно, сколько бы такая погоня продолжалась. Но темнота им помешала доделать задуманное. И спасла меня от смерти.
Эта полная уже темнота. Уже ни черта без фонарика не было видно. И я, осторожно на ощупь, полез к выходу из этого жуткого моего заросшего кораллами и водорослями спасительного узкого грота, когда эти восемь черных силуэтов уплыли прочь от подводной узкой скальной пещеры. В которой я был сейчас не один. Только я этого не заметил.
За моей задницей и ногами прижатыми к каменному дну и спиной с кислородно-гелиевой смесью восемнадцатилитровыми баллонами акваланга притаился большой слившийся, как и я с камнями и темнотой большой трехметровый осьминог. Это его был дом. А я вломился к нему непрошенным гостем, напугавшим морского жителя. И все бы ничего, да еще сюда в придачу ударил яркий луч света от фонаря еще одного неизвестного пришельца. Он напугал и ослепил осьминога. И тот, закутавшись в свои с присосками щупальца и балахон из перепонок, спрятался в этом переплетенном ворохе своих свившихся колечками рук и ног, слившись в самой темнотой каменной своей пещеры. Я его увидел лишь, когда выплыл их грота и случайно попал в осьминога светом своего фонарика.
Оказалось, грот был не такой уж глубокий. Это была овальная каменная узкая полость метров десяти в глубину. Вероятно, тот, кто осветил эту не очень большую пещеру, увидел, как и я этого большого опасного осьминога, и пришел к выводу, что тут вряд ли кто-то будет прятаться. Осьминог, похоже, сам того не желая, своим здесь присутствием, спас меня.
Мне еще повезло в том, что вода была здесь внизу на этом втором плато, не такая холодная, как обычно бывает на такой глубине. А то, бы, я, наверное, околел бы лежа здесь на камнях без движения. Я осторожно, и не торопясь, буквально, чуть ли не ползком, осторожно гребя ластами. И по, чуть-чуть, стравливая, через шланги и фильтры отработанную кислородно-гелиевую смесь из своих баллонов, опустился на самое песчаное дно второго плато у стены. И поплыл обратно к свисающим проводным веревочным фалам от эхолота и сонара. И там, где должна лежать нейлоновая сама сеть, спущенная на веревке, и лебедке с яхты.
Я подплыл к одной опущенной якорной цепи, и самому якорю нашей «Арабеллы», который врезался глубоко в белый вязкий песок. И удерживал яхту на месте. Где-то, невдалеке должен был быть еще один на такой же длинной цепи. Но, я, теперь плыл в слепую и на ощупь, здесь стараясь не зажинать подводный фонарик.
В темноте Я отыскал руками от подводной аппаратуры проводной фал. Да, и сама сеть была на привязи и на месте. Было, честно говоря, ни черта не видно вообще. Хоть глаз выколи. Но, я на ощупь и по памяти, ориентируясь по той же стене, пришел обратно к нашей яхте «Арабелле».
Я не видел, сколько на ручных подводных моих часах времени. Я боялся, что вдруг меня еще, где-нибудь караулили. Даже, здесь у якорных цепей и веревочных глубоководных проводов от глубоководного гидрофона сонара и эхолота.
Я вцепился руками обеими в этот проводной веревочный фал, рядом с сетью и опущенной вместе с ней с яхты веревкой. И полез вверх, медленно стравливая через фильтры отработанную смесь. Выравнивая давление в своей крови от, более, чем, стометровой глубины.
Да, если бы не эта кислородно-гелиевая смесь, положение мое было бы куда хуже. Если бы был просто кислород. При таком всплытии с трехсотметровой глубины, там над той трехкилометровой пропастью, мне бы пришел каюк. Все-таки, гелий легче функционирует с кровью на глубине, чем сам кислород. Даже, сейчас при всплытии. Я быстрее выхожу с глубины к поверхности, задерживая свое дыхание на выдохе.
Но в любом случае это было какое-то чудо. Такое же, как этот пещерный каменный гром с большим там осьминогом, что не тронул меня в своем жилище. Такое практически вообще не происходит в живой природе. Эти морские твари, защищают свой дом яростно от любых непрошенных гостей, и не жалея себя.
Я всплывал медленно с остановками и отдыхом. В окружении потревоженных моим появлением снующих вокруг меня каких-то мелких рыбешек. Я медленно шел вверх, выдыхая отработанную свою углекислоту из фильтров и шлангов акваланга.
И вот, я, миновав длинный внизу как подводное крыло киль яхты, уже высунул голову из-под воды у самого днища «Арабеллы».
Я осторожно, вскарабкался на корму, по этому, веревочному подводному опускаемому кабелю, потом по лестнице, спущенной за борт яхты. И, пригибаясь, сняв тихо ласты, пошел, голыми босыми ногами по лакированной из красного дерева палубе. Не снимая баллоны в сторону носового с водолазным оборудованием трюма. Обходя тихо стараясь незаметно, с внутренней закрытой задвижными деревянными дверями лестницей, другой трюм, и коридор с жилыми каютами.
Стояла темень и полная тишина. Только шумели волны, приглушая мое тихое передвижение вдоль бортовых лееров ограждения по краю борта яхты.
Я как по воровски пробирался на ощупь вдоль левого борта в полной темноте нашей. На яхте не было света. Джейн не включила ни какого освещения. Я даже, не знал, сколько теперь времени, но чувствовал, что уже наступала ночь. Было темно. И нельзя было, даже посмотреть на подводные часы на руке. Я не включил фонарик. Хоть и держал его в своих руках.
Нельзя было. Опасно. Наверняка мы были уже под тотальной сейчас слежкой. и, любое передвижение по «Арабелле» было опасно. особенно если бы началась по палубе беготня и суета. Неизвестно как бы тогда враги повели себя.
Я в полной темноте, хоть, и двигался на ощупь, налетел на лежащую, на носу нашу моторную оставленную здесь лодку. Я приоткрыл люк водолазного трюма. И спустился вниз, также медленно и тихо. Осторожно, стал снимать баллоны, и акваланг возле компрессора. В полной также, темноте и на ощупь очень тихо. Я боялся разбудить мою красавицу Джейн.
Я уже снял полупустые акваланга свои баллоны. И расстегнул от воротника до пояса свой на груди синий с черными полосами гидрокостюм, как вспыхнул свет. Я от испуга чуть не упал. И шарахнулся, прямо на стоящие у стены борта под верхней палубой незаряженные другие, в ряд поставленные для акваланга баллоны. Они сбитые мной в суматохе и испуге с грохотом упали все набок.
Я прижался к корабельной голой гладкой стене с большими вытаращенными своими напуганными глазами на спустившуюся ко мне мою Джейн. Джейн застигла меня врасплох. Я именно здесь не ожидал ее появления.
Она стояла, спустившись сюда в водолазный технический трюм яхты. И смотрела на меня своими черными гипнотическими глазами.
Джейн не спала. Она даже не отдыхала. Она ждала меня и Дэниела не смыкая своих очаровательных женских под черными бровями глаз.
Я, аж, присел на баллоны и в груди у меня как будто все оборвалось. У меня застучало от волнения и боли сердце. Я опустил вниз глаза. И сидел, молча, на баллонах, не глядя на мою Джейн. Я не знал, что сейчас будет, и я не знал, что сейчас делать. Что говорить и вообще…Я сейчас напоминал виноватую побитую собаку.
Джейн была в белой длинной своей той опять рубашке, и в полосатых узких от купальника плавках. Сверкая голыми, почти черными от загара девичьими прелестными своими босыми ножками, спускаясь сюда, и осторожно ступая по ступенькам, смотря на меня не отрывая своего того пристального взгляда.
Она ждала нас. Нас с Дэниелом до последнего не смыкая глаз. Ждала после того как мы ее бросили одну, так подло на этой яхте. По предательски преступно. Вот тут, я ощутил то, что называется отчаянием, горем и стыдом. Это был о такое состояние, что его не возможно даже просто описать. Как будто рухнул в миг весь разом миром. Просто вспыхнул ярким огнем, обжигая с непереносимой жуткой болью все внутри моего человеческого тела, и исчез в пустоте.
— Сколько времени, ты знаешь? — она произнесла мне.
Я покачал молча своей русоволосой выгоревшей до белизны на солнце головой, не подымая на свою любимую своего виноватого и убитого горем взгляда.
— Час ночи, и где, Дэни? — только тихо и еле слышно, чуть ли не шепотом, спросила моя Джейн.
Этот вопрос был как нож в сердце. Я отвернул свою голову вообще в сторону от ее прожигающего взгляда девичьих глаз. На моих глазах были слезы. Они брызнули из глаз и потекли по моим загорелым щекам. Я в своей жизни редко плакал, но чтобы вот так. Я зарыдал и не мог удержаться от этого. слезы сами лились из мужских моих глаз. Дергалось от рыданий все мое под костюмом акваланга тело. Особенно моя грудь. И это было заметно.

— Час ночи?! — я произнес, сдавленно и тихо — Мы так долго были там?
Не знаю, как я вообще это произнес, сам удивляясь себе, и глупым своим словам.
— Где Дэниел? – она произнесла еще раз мне.
Я не произнося ни слова, потому, что не мог сейчас ничего объяснить и вообще сказать, только, покачал растрепанной от гидрокостюма и маски русой головой. Виновато, как маленький ребенок, прося прощения. Как-то все само так произошло от испуга, наверное, и растерянности. И все же, через силу, поднял на нее свои виноватые глаза. Как виноватый нашкодивший мальчишка. Именно, как глупый напакастивший подло из-под тишка мальчишка, так я ощущал тогда себя. И как побитый за свои пакости щенок.
— Ты убил его — произнесла она, дрожащим от ужаса голосом — Ты убил Дэни! — закричала Джейн – Убил! Убил моего Дэниела! Моего любимого братишку! Ты убил его!
Джейн выскочила из водолазного трюма по лестнице на палубу.
— Дэниел!- Джейн закричала в саму ночь – Дэни! Дэни! – кричала она, не веря в его гибель.
Я бросился за Джейн. Прямо не снимая гидрокостюм. Я побежал за любимой. Джейн пронеслась до самой кормы «Арабеллы». И почти перевалившись через леерный борт, повиснув на нем, закричала в саму черную ночную воду океана. Она бежала впереди меня и рыдала навзрыд.
— Дэниел! Дэни! – она орала как сумасшедшая в саму темную ночь – Мальчик мой! Где ты, Дэниел!
— Джейн! — закричал я ей, сам от вины и горя, забыв про любую опасность.
Я подлетел к ней, схватив ее у кормы яхты за плечи и повернув к себе лицом. И увидел такой взгляд, какой нельзя было вообще перенести никому.
Там была такая боль и такая безумная женская ненависть, смешанная с испугом и горем. И это все было в мою сторону.
Она оттолкнула меня от себя с такой невероятной силой, что я буквально отлетел от нее назад и чуть не упал на палубу.
— Не прикасайся ко мне, убийца! – она крикнула мне.
— Джейн, любовь моя — я произнес ей — Я, я, я.
— Пошел прочь! — она рявкнула мне и кинулась к жилому трюму яхты. мгновенно туда соскочив, там скрылась.
Я бросился тоже туда за моей Джейн.
Джейн заскочила в свою каюту. Захлопнув за собой плотно дверь.
Она закрылась там на ключ. Такого никогда здесь вообще не было ни разу. это она сделала первый раз. За дверями раздался женский дикий непрекращающийся в неистовом страдальческом отчаяние плач. Скорбный, горький и надсадный плач сестры, только, что потерявшей родного брата.

Убийца поневоле

Я подскочил к двери. И стал стучаться как ненормальный в ее каюту. Я лупил сжатыми своими обеих рук кулаками по двери из красного дерева, готовый ее сломать. Только бы Джейн открыла ее мне.
— Джейн! — кричал, как ненормальный я — Любовь моя! Открой мне дверь, прошу тебя! Открой, миленькая моя! — я дергал за ручку двери. И рвал ее на себя.
— Уйди! — закричала она мне из-за той двери — Уйди проклятый! Ты убил моего брата Дэни! Ты убийца! Убийца! Я ненавижу тебя! — она кричала в ответ верезжащим от боли срывающимся до хрипоты голосом.
Я помню, что тогда вырвал дверь из замка. Отбросил ее в сторону. И увидел Джейн, сидящую на своей постели.
Джейн сидела на своей попке, скрестив свои красивые черненькие от загара девичьи ножки. Она была в длинной белой этой же рубашке. Она была распахнута на груди. И ее загорелая до черноты девичья грудь просто дрожала от непереносимой боли и страданий.
Джейн Морган держала в руках постельную подушку. Она плакала в нее. И ей вытирала слезы, прижимая к своему милому женскому смугленькому в ровном загаре личику. Черные вьющиеся длинными локонами волосы были растрепаны и лежали на груди и плечах.
Джейн, вытаращив напуганные и заплаканные глаза, соскочила на ноги, на постели. Забилась в один из углов угол корабельной стены. Выхватив, вдруг неожиданно, оказавшийся у нее в руках пистолет. Это оружие было из арсенала Дэниела. Только Дэни им владел. Джейн видимо взяла его, опасаясь в одиночку тут в темноте встретиться с морскими бандитами мистера Джексона. В качестве самозащиты. Джейн Морган не была сторонницей оружия и его применения. Да и Дэниел Морган ее родной братишка был в большей степени пацифист. Это все в оружейной каюте нашей «Арабеллы» было для личной скорее самозащиты. Но его там было навалом. Там были автоматы, 12мм ружья и были там даже 30мм гранатометы.
Джейн была с 9мм «Beretta 92» FS (M9). Она взяла этот пистолет, видимо, когда потеряла обоих нас на яхте.
И вот, в руке ее был пистолет.
И я стою в дверном проеме у сломанной, напрочь каютной, двери.
Джейн, вся заплаканная и в слезах, целится в меня из Беретты.
— Прости меня, моя голубка, любимая — произнес я Джейн. А сам даже напугался и подумал в тот роковой для самого себя момент — «Неужели, так все, вот и закончится. Сейчас маленьким своим пальчиком нажмет на курок и все… И нет вас уже больше, матрос Советско-Российского флота, Владимир Ивашов ».
Джейн молчала и смотрела на меня злобно и кровожадно. Она могла и хотела. Хотела сделать это и не могла. Я не знаю, что она в тот момент решала и вообще думала как женщина. Но ее маленький правой руки девичий изящный загорелый до черноты латиноамериканки южанки пальчик не давил на курок Беретты.
Я в обреченном отчаянии смотрел на нее.
— Любовь моя – произнес я моей Джейн Морган тихо — Я виноват, что получилось так, что Дэни погиб. И если я этого заслуживаю, тогда сделай это и покончим со всем — я произнес ей и снова попросил любимой прощения -Прости меня, Джейн.
Она все решала и держала меня на прицеле пистолета. И уронила свои с оружием руки вниз. Разжав пальцы обеих своих девичьих рук, Джейн выронила 9мм пистолет на пол, себе под красивые девичьи загорелые стройные ноги.
Джейн подошла к постели и упала на нее молча. Она не плакала, но молчала. Ни единого слова не вырвалось с ее сладострастных моей любовницы уст.
Джейн Морган просто лежала ничком на постели и молчала, уткнувшись в заплаканную подушку.
Я упал на колени. И пополз на них к ее постели.
Выглядело это, конечно дико и жалко. Но, я любил ее. Любил безумно как дурак. Но сделал так вот, и никак иначе. Я готов был умереть от руки любимой. Так же как, и готов был, принять ее прощение.
Я прикоснулся к ее правой руке своей потянутой правой рукой.
— Не подходи — она, произнесла и отдернула свою правую руку от моей правой руки – И не трогай меня.
Я произнес тихо, помню я ей, сам обливаясь слезами — Я не смог его уберечь. Милая моя. Не смог. Как бы, не старался, не смог. Прости, любимая. Если, сможешь. Наверное лучше бы я погиб вместо Дэниела, Джейн. Наверное, так было бы для всех лучше.
Джейн лежала, не двигаясь и молчала.
Я встал. И повернулся к двери, ожидая выстрела в спину, потому как Джейн не могла выстрелить, смотря мне в мои в слезах, убитые сожалением и горем синие, чарующие любовью и преданностью глаза своего любимого.
Я пошел медленно до выхода из каюты. И встал в проходе у сломанной двери. Я обернулся. Джейн смотрела мне вслед. Она не плакала. И ее глаза были другие. В них не было злобы, презрения и ненависти. Но и любви не было. Было некое равнодушие. Этот взгляд был хуже самого выстрела из пистолета. Он был вообще ни о чем. Какой-то мертвый и не живой. Глаза какого-то странного существа, которого я звал своей любимой Джейн.
Я первый раз задумался над этим тогда. Кто ты Джейн Морган? Та, которую я так полюбил, живой земной человек. Женщина из океана. Дочь Посейдона. Моя восточная красавица танцовщица, рабыня любви и заложница самой любовной страсти. Моя пиратка Энн Бони. Ты была этим всем для меня, но кто ты была на самом деле, я и сейчас не знаю.
Выстрела так и не последовало. Не последовало, вообще ничего. Я просто, вышел в коридор между нашими каютами. И пошел наверх на палубу «Арабеллы», проклиная все на свете и себя, в том числе. Провожаемый ее тем, взглядом черных как сам ночной Тихий океан девичьих глаз.
Стояла темная ветреная ночь. Лишь, Луна смотрела на бурлящую гладь Тихого океана. Там, вдали за этими всеми островами были наши враги. Морские гангстеры мистера Джексона. Я поднялся на саму палубу яхты и оперся о леера перил левого борта. Я смотрел вдаль, туда за горизонт, где виднелась полоска еще солнечного света.
Ночная полоска света, на горизонте. И второй час ночи. Я посмотрел на часы в главной, проходя мимо открытой настежь гостиной кают кампании. Я вспомнил Джейн танцующей свой восточный танец живота передо мной, пьяным и одурманенным вином и своей сверкающей наготой и золотом красавицей с глазами цыганки Рады. Но тут же отбросил все это из своей головы. Сейчас было все не до этого.
Я провел взглядом своих русского моряка глаз от носа до кормы нашей большой одномачтовой круизной скоростной крейсерской яхты, стоящей посреди ночной черной за большим скалистым островом океанской бухты.
Стояла гробовая тишина. И только волны бились о борт «Арабеллы». Ветер качал из металлизированного нейлона на стальных крепежах канаты и свернутую в упакованный брезент парусную оснастку. Весь такелаж нашего стоящего на трех якорях над 120метровой глубиной огромного островного подводного плато судна.
На носу так и лежала оставленная Дэниелом наша резиновая без мотора лодка. Этот надувной моторный скутер, теперь мешался и мозолил глаза.
— Надо ее убрать» — как-то само собой сработало у меня в голове — «Убрать назад в трюм. Ни к чему уже она там. Да и нам теперь тоже».
Я посмотрел на спущенные с сетью с лебедки нейлоновые веревки, прямо в воду. Туда на то второе каменистое с песком дно второго плато. И на якорную длинную цепь, развернутой, к самому океану с этого левого борта «Арабеллы».
Цепь была туго натянута, и якорь глубоко врезался при падении на дно в песок.
Я навалился руками на эти бортовые леера. И стал смотреть, теперь в спящую ночную воду. Почти, как тогда, в той песчаной лагуне того далекого пальмового штормового атолла. Место первой проведенной в одиночестве, вот так же с самим собой, ночи. После своего чудесного спасения.
Я вспомнил мою Джейн, радостную и веселую, плескающуюся в волнах той лагуны. Прямо, возле борта нашей яхты. И Дэниела рядом с ней. Я вспомнил их, чуть ли не детский, радостный крик.
Плеск воды, и их друг с другом игру. Еще как моя Джейн, соблазняла меня своим девичьим безупречным не высоким, но очень красивым как уголь загоревшим, почти черным в темноте ночи телом. В ручейках текучей по нему теплой соленой воды. В лучах желтой Луны, и ярких звезд. Я вспомнил лужицу стекающей на палубу воды. У ее красивых голых стройных девичьих ножек, которая сбегала от узких ее шелковых белых цветом с тугим пояском плавок, подтянувших Джейн Морган вверх ее волосатый девичий с промежностью лобок. С высокими вырезами лямок на загорелых до черноты бедер и ляжек. Вниз по коленям к голеням и ступням с красивыми маленькими пальчиками.
Длинные и мокрые, вьющиеся колечками, как змеи ее волосы, прилипшие к девичьей выгнутой назад узкой загоревшей на тропическом ярком жарком солнце спине. Разбросанные по пышной в ровном плотном загаре полненькой груди, с торчащими черными сосками, проступающими отчетливо сквозь лифчик белого узкими лепестками и тоненькими лямочками Джейн Морган купальника. Рассыпавшиеся по ее загорелым женским плечам.
Выставив вперед овалом голый живот с круглым пупком в мою сторону, над тугим пояском тех белых узких донельзя купальника белых цветом плавок. Она, запрокинув за голову одну черную, как и тело от загара девичью руку, держалась маленькими красивыми пальчиками другой за поручни ограждения борта. Практически и, совершенно нагая, как морская русалка, или морская нимфа, вышедшая ко мне из океанской глубины. И стоящая передо мной. Тогда не знавшем еще, такой вот женской любви и ласки, какой она одарила меня потом. Джейн любила меня безумно. Вот и потому и не выстрелила мне, даже в спину.
— Моя Джейн. Моя крошка, Джейн — твердил про себя вслух я, стоя сейчас у леерных перил ограждения левого борта — Я виноват перед тобой? Как мне теперь перед тобой, оправдаться. Как загладить свою вину, девочка моя. Почему ты не выстрелила? Почему?! — я шептал, глотая боль и досаду.
Как она, тогда смотрела на меня своими черными убитыми горем и болью глазами. Буквально, съедала меня заживо и безжалостно. Не отводя этих черных, как черная пучина океана девичьих под черными изогнутыми дугой бровями глаз. Не стыдясь своего поднявшегося на борт яхты родного брата. Дэниел видел это все и все понимал. И не препятствовал нашим отношениям.
Дэниел. Дэни.
Какая нелепая и ужасная смерть. Смерть парня в двадцать семь лет. Я такую смерть пожелал бы лишь своему заклятому врагу, но не Дэниелу.
— Прости меня, Дэни! Прости! — произносил я тихо, почти шепотом, глядя в рдеющий закатившимся туда жарким тропическим солнцем горизонт. На ту океанскую даль. Там впереди сам словно уже с собой тоже прощаясь – Ты поймешь меня. Я не предал тебя. Я всегда был за тебя, Дэниел. Мы рисковали вместе. Но вышло так, что ты погиб. И моя вина, что я так и не смог тебе помочь и выжить. наверное, нам надо было погибнуть обоим в том чертовом обломке самолета, что свалился в океанскую бездну с обрыва.
Я снова посмотрел вниз в океанскую ночную черную плещущуюся у левог о белоснежного борта «Арабеллы» воду и произнес вслух уже чуть громче – Прости меня ради любви к твоей сестренке, Дэни. Братишка, прости.
Я, снова заплакал, как ребенок навзрыд. И, опустил голову на руки, повиснув на леерных бортовых перилах ограждения нашей яхты.
Дэниел погиб. Погиб жуткой смертью. И надо было доделать, то, что мы с ним вместе не доделали.
Эти черные бортовые самолетные самописцы борта ВА 556, остались там внизу у хвоста разбившегося самолета. Мы успели их извлечь до самой трагедии с Дэниелом. И я обязан был их доставить на борт нашей яхты «Арабеллы». Это, теперь было моим долгом во имя его памяти. И святой, теперь обязанностью сделать это, не смотря ни на что. И чего бы мне это ни стоило.
Вдруг на мои русского моряка широкие плечи опустились руки моей Джейн. Они, сползли по широкой моей голой загорелой до угольной черноты спине. И обхватили меня за тело вокруг. Джейн прислонилась всем телом к моей мужской спине тридцатилетнего мужчины, плачущего как ребенок по своему погибшему под водой лучшему другу. Она положила на мою спину свою растрепанную и не прибранную ни в пучок, ни в хвостик, вообще никак, черноволосую девичью миленькую в горючих слезах голову. Моя ненаглядная любовница Джейн прижалась крепко к моему дрожащему в рыданиях телу. И мы плакали оба, закрыв свои глаза.
Мы не могли успокоиться. Позабыв про все на свете. И, даже про ожидаемую впереди нас двоих опасность.
— Я ждала вас — она сквозь слезы, пролепетала еле слышно мне моя милая Джейн — Ждала до самой темноты. Что ж вы так долго, Володя?
— Любимая, моя девочка — произнес я, выпрямившись у борта в полный свой рост и взявшись за кисти девичьих рук.
Я сжал их сильно, но аккуратно с любовью — Дэниел погиб в этом самолете. Я не смог ему помочь. Ничем не смог. Хотел, но не смог.
— Я готовила суп и вот, порезала руку ножом на кухне — в ответ произнесла моя Джейн.
Это звучало как-то нелепо и странно, словно Джейн решила сменить тему трагедии на что-то иное и отвлечь себя. Но оказалось, что нет.
— Порезала палец. Видимо, не случайно – произнесла она мне.
Она подняла перед моим лицом левую раненную руку. Действительно был порезан маленький на ее руке мизинец. Он был перебинтован. Но я этого почему-то не заметил вообще.
Я стал целовать Джейн руку и ее раненный мизинец. потом приложил девичью смугленькую почти черную в ровном загаре изящную утонченную с пальчиками кисть к своей левой щеке. Наслаждаясь женским теплом руки, даже закрыл свои глаза.
– Очень было больно. Но, ничего, я своей той волшебной мазью помазала, и все прошло — Джейн, говорила о своем. Она была снова в шоке и не могла из него выйти. Даже алкоголь не сделал свое дело. Джейн протрезвела, и все началось заново.
— Ты слышишь меня, моя девочка? — произнес я моей любимой Джейн — Я делал все, чтобы помочь ему, но не смог спасти твоего брата Джейн. Не смог.
— Ничего, все пройдет — она продолжала, точно сошедшая с ума — Я помазала мазью. И все пройдет. Все заживет, мой Володенька, миленький мой — она провела правой рукой по моему лицу, и снова произнесла — Такой же, как и тогда, не бритый, и колючий.
Я и в правду уже был со щетиной. Я лишь снял с себя резиновый гидрокостюм, бросив его где-то здесь же на палубе яхты среди стоящих с инструментом больших ящиков. И все. Мне не было ни до какого, то там бритья дела.
— Джейн! — уже громко произнес и нервно я — Милая моя, да, слышишь ли ты меня!
Уже подозревая ее в том, не сошла ли моя любовь с ума от такого удара.
— Ты должен мне рассказать, как было, Володя — сказала вдруг, прейдя в себя, мне Джейн. Отпустив свои руки с моей шеи. И отойдя от меня в
полной темноте на палубе — Расскажи, что случилось.
Она пошла на ощупь в темноте обратно назад в трюм в каюты. У лестницы вдруг остановившись, произнесла мне, остановившись — Я должна все знать.

***
Я рассказал Джейн все. Все как было. Весь тот ужас, что я пережил там, под водой. И про гибель Дэниела.
Я не хотел всего рассказывать, но Джейн настояла, не смотря на весь тот ужас, который ей пришлось услышать. Она сказала, что простит меня, только тогда, когда узнает всю из моих уст правду о Дэниеле. Какой бы она не оказалась ужасной.
Джейн слушала, молча в главной каюте яхты. Она уже не плакала и не рыдала. Совершенно, хладнокровно и без эмоций.
Она напилась снова крепкого дорогого своего французского вина. И пребывала в прострации и шоке, думая, что так ей будет легче. Смотря на меня, рассказывающего ей о том, кошмаре какой мне пришлось пережить до наступления ночи. Там на дне того морского островного плато.
Широко открыв не моргающие, черные свои она мулатки латиноамериканки цыганские, как сама ночь девичьи глаза, ловя каждое мое слово. Стараясь все уловить в том моем рассказе. Где, правда, а где ложь.
Было все же видно, что Джейн не доверяла мне. Считая, теперь меня, наверное, подлецом, трусом, погубившим ее братишку Дэни. В Джейн пьяных глазах была озлобленность и презрение, перемешанные с неудержимой ко мне любовью. Именно, любовь ее ко мне не давала моей любовнице Джейн Морган, сломать окончательно все наши отношения. Именно, любовь. Это не давало ей нажать на курок 9мм Беретты.
Я, было, хотел, снова броситься ей в ноги. Целуя каждый пальчик ее тех красивых черненьких от плотного и ровного солнечного загара ног. Молить мою красавицу о прощении. Но, это не был выход из сложившегося несчастья.
Я бы выглядел, тогда действительно настоящим трусом. И полноценным виновником случившейся трагедии. А, не сложившаяся такая вот, нелепая, не в мою пользу, трагическая ситуация.
Выплакавшись на палубе мне в спину, она, тогда я уже панически думал, попрощалась со мной. И со всем нашим недавним любовным прошлым. И слушала меня с презрительным взором в тех ее черных убийственных девичьих и уже снова изрядно пьяных глазах.
Джейн была сильная женщина, но и слабая, именно как женщина. И нуждающаяся в помощи и защите. И я был для нее, теперь всем. Но, смерть Дэниела пошатнула крепко наши, тогда отношения. И я, не знал, как исправить ситуацию. И хоть, как-то спасти нашу любовь.
Я выложил все в мельчайших подробностях о тех кошмарный событиях там, на той глубине. Я теперь как преступник перед судьей ожидал своего смертного приговора и милости. Ожидая ее судебного, словно решения и последнего слова, жить мне теперь или умереть.
Знаете, я был уже готов, теперь на все. Даже, если бы моя Джейн приговорила бы меня на смерть. Я бы пошел и на смерть. Я был готов на все ради нее. И нашей теперь любви. Я готов был сделать то, ради чего приплыл сюда мой друг Дэни. Ради своего и в океане спасения. Ради его погибшего, теперь отца, которого я, даже не видел на фотографии, а только то, что осталось в рубке борта 556. и который забрал с собой Дэниела туда в трехкилометровую подводную пропасть. И в первую очередь ради моей крошки Джейн. Я дал клятву, что доведу, теперь дело это до финального конца.
И все получат по заслугам. Дядя Джейн, и Дэниела Джонни Маквэлл. И этот пресловутый мистер Джексон.
Я дал клятву себе как русский моряк, что доведу дело до конца, и они получат свое, еще и лично от меня за то, что хотели меня навсегда похоронить в Тихом океане.

***
Джейн была пьяной. Я никогда ее такой еще не видел. Она, пытаясь встать с кожаного дивана в главной каюте нашей яхты. Чуть, не упала на пол. Я подхватил ее за правую поднятую вверх руку у стоящего, тут же столика и кожаного кресла. Но, она выдернула ее резко. И посмотрела на меня презрительно, и зло. Но, промолчала. Ничего мне, не ответив. Даже, заплетающимся языком. Она пошла, качаясь из стороны в сторону в свою каюту. Сама и без чьей-либо помощи. Я не нужен был ей сейчас, да как видно уже и совсем.
Я пошел за ней следом, чтобы если, что подхватить ее при очередном падении. Но, она дошла до своей постели. И, снова, плача, упала на подушки, лицом зарывшись в белый их наволочек шелк. И, по-видимому, сразу же отключилась.
Мне так показалось, по крайней мере. Но, она не спала, она, просто лежала, убитая горем. И вдрызг пьяная на своей в каюте той постели. Она чувствовала меня, стоящего в дверях за ее спиной и молчала. Ей было, наверное, даже сейчас в чем-то неудобно передо мной. Что так напилась, например. Но на то были причины. Простительные причины.
А я боялся, что нашей любви пришел конец.
Я стоял и смотрел на ее кругленькую полненькими ягодицами вверх лежащую на постели загорелую до черноты широкую женскую попку в узких с лямочками и вырезами полосатых плавках. Туго натянутых на ее загорелые бедра и ляжки.
Я не мог отвести своих глаз от такой красоты и девичьих голых полностью от низа до самого верха стройных ног. От тех узких плавок купальника стянутых тугим пояском вокруг девичьей гибкой фигуры подпирающих нежный овальный загорелый с круглым пупком животик, лежащий на белоснежных простынях. Все это выглядывало из-под широкого подола запрокинутой вверх длинной Джейн белой длиной рубашки.
Я смотрел на ее кругленькие загоревшие женские аккуратненькие до самых маленьких ступней ножки и думал, что лишился всего этого и вероятно и возможно даже на совсем. Джейн возненавидела меня за гибель Дэниела. Она доверила мне его судьбу и жизнь. А я….Я погубил парня. Из-за своей глупости.
Я не был конечно в полной мере виновен в его смерти. Скорее даже все наоборот. Но доказать теперь это будет практически мне Джейн невозможно. Даже если бы она знала всю правду его гибели, она все равно не простила бы меня. Она его любила словно сына. Он единственный, кто был у Джейн Морган. Джейн любила брата с самого детства. И вот так потерять его. В этом океане.
Джейн не знала еще даже подробностей его гибели. И я не хотел все ей рассказывать. Я боялся, что Джейн вообще сойдет с ума от услышанного.
Но как же возбуждали меня снова ее эти загорелые до угольной черноты красивые девичьи ножки. Их бархатистая ровная нежная кожа. От верха самих бедер и ляжек до самых ее ступней с изящными маленькими пальчиками.
Джейн уткнулась головой и лицом в подушки и не двигалась совсем. разбросав по сторонам свои в широких рукавах белой этой рубахи девичьи руки. Рассыпав по спине, плечам и подушкам свои не расчесанные сейчас и переплетенные ворохом вьющиеся длинные черные волосы.
Джейн швыркала своим маленьким милым загорелым носиком красавицы латиноамериканки и сопела во сне.
Джейн спала. Я думал, она крепко спала и ничего уже не слышала.
Я так хотел прижаться к ней сейчас. Расцеловать ее те голые черненькие почти от загара женские ноги и ее всю. Заняться снова с ней сексом и любовью вопреки всему на свете снова здесь в этой ее каюте. Но, не мог. Не мог, из-за вины, которая была и висела теперь на мне. И я был так, или иначе виноват, виноват, в том, что выжил.
— Прости меня, Джейн — я промолвил, помню тогда еще раз и повернулся в проеме вывернутой мною двери ее каюты.

***
— Уходи – услышал за своей спиной – Уходи не трави мне душу.
Джейн, не подымая с подушек своей растрепанной вьющимися локонами, как змеи черными волосами головы, произнесла снова — Уходи и не мучай меня. Ты не нужен мне. Уходи, молю тебя, проклятый.
Она повернула в мою сторону голову. И посмотрела на меня глазами, вновь полными слез — Я ненавижу тебя. Уходи. Я не хочу тебя видеть.
— Джейн — произнес тихо ей я — Миленькая моя, прости меня. Прости меня за все любимая — только и смог я еще раз произнести, когда она прервала меня.
— Молчи! — громко и резко, произнесла, еле выговаривая Джейн — Может, все и правда, что ты говоришь! А, может, и нет, но, я не виню тебя за смерть Дэниела! — вдруг, неожиданно моя Джейн произнесла — Но, я никогда тебя не прощу за мою к тебе ненормальную привязанность и безумную любовь, которую ты погубил вместе с Дэни. За твой обман. Оставив меня одну, здесь в неведении и страхе за вас обоих. Не прощу за этот обман, и за то, что случилось! Не прощу! Убирайся!
Я, было, чуть не бросился, снова к ней с желанием ее любить, и молить о пощаде и прощении. Но, она протянула пьяную, качающуюся в мою сторону в широком закатившемся до загорелого локотка в правом рукаве белой рубахи черную девичью от загара правую руку. Ладонью ко мне.
— Не подходи — произнесла она мне, заплетающимся от перепоя девичьим языком — Не хочу тебя больше видеть. Убирайся. Ты просто мой убийца. Убийца моей любви. Не будет тебе больше, ни постели, ни любви. Ни моих танцев живота. Ни моего вечернего черного платья.
И она уснула. Закрыв закатывающиеся под верхние веки свои сонные девичьи черные, как ночь красивые глаза. Джейн уронила свою пьяную черноволосую растрепанную с перепутанными вьющимися и не расчесанными волосами голову на подушки своей постели. А следом, свою правую с загорелыми до угольной черноты пальчиками вниз правую руку с края своей постели.
Она куда-то забросила тот 9мм пистолет. Наверное, положила в стол прикроватного столика со стоящим на нем с водой графином. а может вообще выкинула в окно приоткрытого каютного иллюминатора в тихую черную ночную океанскую воду.
— Джейн!- я произнес негромко ей. Но она спала, полностью отключившись и уйдя в свой пьяный беспробудный крепкий сон. Я смотрел на нее, и душа моя болела. Все горело от боли внутри. Гулко билось в груди от этой страшной боли сердце.
— Я безумно тебя люблю — произнес я ей, спящей и раскинувшейся на своей постели и в своей девичьей каюте — Я не оставлю тебя никогда. Я верну тебя себе — твердил себе я и ей – Во что бы то ни стало, я исправлю все, что натворили мы вместе с Дэниелом.
И, повернувшись, пошел, снова наверх на палубу «Арабеллы».
Я знал, что надо делать. Я знал, что только так, можно все исправить.
Я в полной темноте, не включая на палубе света, вслепую буквально, убрал наш резиновый скутер назад в носовой с оборудованием трюм. И начал закачку баллонов для акваланга.
У меня вся еще ночь была впереди. На часах было два часа ночи. И, я должен был дотащить, эти чертовы аварийные бортовые самописцы на нашу яхту.
Я знал, это было сложным делом. Очень сложным. Потому, как дело было ночью. И еще под водой. И на приличной глубине. Но, надо было его сделать. Пока, моя милая красавица Джейн спала. И никто еще не напал на нас. Надо было уносить отсюда ноги. Это то, что хотел как раз Дэниел. Его смерть. Его жертва должна быть не напрасной.
Я сейчас думал о том, чтобы те, люди Джексона не напали на нас.
Надо было быстро все сделать.
Я, вообще не понимаю, почему они с этим тянули. Что-то, там решали или получали от самого Джексона, какие-то инструкции. Не знаю. Но, они не нападали.
Я закачала, по новой, компрессором несколько баллонов, и спустил их с кормы «Арабеллы» в черноту ночной воды до дна второго плато. Благо наша яхта, стояла недвижимой на цепях и трех якорях, плотно вонзившихся в донный вязкий коралловый белый песок.
Я проверил еще раз ту сеть на нейлоновой веревке с левого борта нашей яхты. И малую лебедку, на предмет работы, погудев ей немного вверх и вниз.
— Работает — произнес я сам себе — Годиться.
И стал надевать новый черный гидрокостюм для акваланга. Костюм Дэниела, который он не одел в свое последнее погружение. Он был плотнее прежних, а значит, давление воды на 150метровой глубине лучше будет выдерживать.
Я, тогда еще подумал — «Пусть умру, но в его костюме. В знак прощения моего друга Дэниела. Пусть моя любимая Джейн знает, что потеря Дэниела для меня была не меньшей утратой, чем для нее. Если погибну, и она меня таким найдет. Если, вообще найдет» — мелькнула мысль в голове, но я отбросил ее и уже не думал больше ни о чем, только о предстоящем погружении и тех бортовых спрятанных под хвостом Боинга и борта ВА 556 самописцах.

Конец третьей серии

Источник: istoriipro.ru