«БОРТ 556».(Мистико-приключенческий триллер). 5 серия

БОРТ 556

Часть 5. Один среди волн

У меня вдруг отнялись ноги. До этого они чудовищно болели обе. А тут перестали что-либо ощущать и двигаться...
— Мои ноги! — я простонал не чувствуя их совершенно — Я не чувствую их! Черт дери, что со мной и с моими ногами?! — я кричал на весь медицинский кубрик как ненормальный по-русски, ругаясь матом на всю эту каюту, всполошив здесь всех.
Выйдя из бессознательного состояния, и сев на своей теперь медицинской постели, я пытался растереть свои ноги. Но, все безрезультатно. Они были совершенно нечувствительны к растиранию.
— Черт подери! — я выл от своей немощности — Что со мной?!
— Потерпите немного — произнес, по-английски, через рядом стоящего моряка переводчика, судовой иностранец доктор — Они через некоторое время отойдут. Это все вода и время вашего долгого пребывания в ней. В состоянии полного бессознательного состояния и неподвижности. Нужно только подождать. Я вам сделал инъекцию. Все должно прийти в норму.
— Черт подери! — произнес громко я — Где я?! — я смотрел на окруживших мою больничную в медицинском кубрике постель пришедших сюда людей.
Здесь был капитан какого-то корабля, на котором, теперь находился я, и судовой врач с медсестрами. Неюльщая часть команды, похоже, пассажирского круизного лайнера. Мне показалось, что это были англичане.
— Я на корабле, верно?! — спросил громко я, пытаясь выговаривать слова по-английски — На пассажирском судне?!
Но слова еле вязались на моем иссохшем от морской соли языке. И меня лихорадило. Возможно от той самой инъекции. Внутри был жар, и болела голова. Помню, так она у меня так болела по молодости. Потом, все ти болевые сильные спазмы прошли. Но, сейчас она, просто раскалывалась, и боль была несносной. Меня это нервировало еще дополнительно к моим бесчувственным ногам. Я, просто, не находил себе места.
— Черт вас всех дери! — кричал я как сумасшедший — Где я нахожусь?! И что со мной?! Почему так чертовски болит голова. И в ушах какой-то шум?!
— Вы находитесь на круизном пассажирском лайнере «FANTASIA» круизной кампании «Сruises» под флагом USA, идущий рейсом из Италии назад в США — произнес стоящий перед моей больничной постелью высокий полноватый в форме капитана молодой, лет тридцати или сорока мужчина. По обе стороны от него стояла некоторая часть его команды, включая остальных офицеров круизного судна и судовых врачей.
— Мы нашли вас в открытом океане по сигналу SOS! Вами посланному, или вашим затонувшим судном. Мы смогли вас подобрать с воды. И только одного плавающего среди судовых обгоревших обломков.
— Одного?! — я продолжал, громко говорить на той же интонации, и на английском — Почему одного?! А, где все?!
— Мы не знаем — произнес капитан — Возможно, погибли или, уплыли, бросив вас одного. Возможно, посчитали мертвым.
— Вот как! — произнес громко я. Голова гудела как паровоз, и звенело в ушах. И я, плохо, даже слышал.
Казалось, я схожу уже с ума от всего, что со мной сейчас происходило.
— Сейчас 30 июля и восемь тридцать утра, как мы вас нашли, и вы пришли в себя. Скоро все восстановиться — произнес, видимо старший на этом корабле судовой врач. Тоже, под стать капитану, высокого роста. И в белом, как и все врачи, халате.
— А, мои ноги! Что с ними?! – я спросил его, и не чувствуюя их.
— Это все из-за чрезвычайно долгого пребывания в воде при резком перепаде дневной и ночной температуры в подвешенном практически горизонтальном состоянии, близкой к невесомости – произнес судовой доктор — Почти, как у космонавтов. Только, чуть хуже. У вас отошла вверх к голове кровь. И отключились полностью ноги. Поэтому болит голова и со слухом некоторые проблемы. Но, все приходит в норму и сейчас не смертельно. Сейчас поднялась, по всей видимости, еще и температура. И организм стал восстанавливаться и приходить в норму. Скоро будет вниз приток крови. Отойдут и заболят ваши ноги. Придется делать обезболивающее. Вы не представляете, сколько пришлось приложить усилий, чтобы отмыть вас от какой-то зеленой морской слизи, пока вы были без сознания. Возможно, она согревала вас в воде, как в этакой целлофановой пленке или упаковке. Состав ее странный. И пока, непонятен. Но, явно от какого-то морского органического и живого существа.
Я смотрел на доктора пристальным непонимающим, вообще всего происходящего глазами.
— Черт, вас дери! — выругался снова я, не веря всему, что слышал.
Казалось это какой-то сон, дурной кошмарный сон, а не реальность.
— Вы скажете, наконец, где я нахожусь?! — прокричал я — И что со мной?!
— Вы русский? — спросил неожиданно капитан, слыша русскую ругань. И речь, поняв, что я все-таки, понимаю еще и по-английски, раз начал говорить на этом языке, перехватив инициативу у доктора.
— Ну, русский! — я прокричал, выходя из себя. И перевел ошарашенный и взбешенный уже взгляд на капитана корабля – И что с того!
— Понимаете — произнес, снова громко, но выдержанно, судовой врач — Вы очень долго были в глубокой отключке. Это когда организм попадает в критическую ситуацию, между жизнью и смертью. Он, просто отключает сознание. И борется автоматически за собственную живучесть. Как в данном случае с вами. Судя по вашему состоянию, вы действительно были невероятно долго в открытом океане и в воде.
Он поинтересовался тут же — Как, кстати, ваше имя? А то, при вас не найдено ни каких документов, кроме формы моряка.
— Владимир! — произнес я доктору и всем присутствующим здесь.
Я немного успокоился, и пытался быть теперь, более уравновешенным, понизив интонацию своего голоса.
— Ивашов Владимир, Семенович, если угодно! — добавил я, обращаясь непосредственно к доктору.
Доктор, вообще оказался более лояльным и разговорчивым в отличие от других.
Со мной в основном разговаривал он. И сам капитан спасшего меня корабля. Остальные, делая круглые и удивленные глаза, лишь переговаривались полушепотом между собой вокруг моей больничной постели.
— Вы пробыли в океане, не менее двенадцати суток. Двенадцать суток в океанской воде — произнес, вместо капитана сам доктор — Пока мы не подобрали вас.
— Не подобрали меня?! — я удивленно и громко спросил, как бы всех разом. По новой, постепенно доходя до сказанного выше. До меня, вообще сейчас все трудно доходило. И я, снова спросил — Двенадцать суток в океане?!
Я покрутил своей взъерошенной растрепанной русой русского моряка головой по сторонам. Я был с не бритым лицом. И осмотрел сам себя. Я был полностью, теперь в больничной пижаме.
— А, где моя одежда?! — спросил, удивляясь в нешуточной панике, осматривая всего себя.
— Не волнуйтесь — произнес уже капитан лайнера — Как только выздоровеете, сразу мы вам ее вернем. Можем, выдать более новую, хоть и нашу корабельную форму.
— Нет спасибо, не надо! — произнес я, так и не понимая, до сих пор, как тут очутился — Лучше верните мне мою!
Я еле слышал от этого гула в голове, что произносил доктор и капитан пассажирского лайнера.
— Хорошо — произнес капитан — Вернем, как только встанете на ноги. А, пока, будете находиться здесь в корабельном лазарете до полного выздоровления.
Я покрутил головой, оглядывая все вокруг. И всех присутствующих, возле меня, и моей больничной судовой постели.
— Сколько, говорите время? — спросил я.
— Восемь тридцать утра на судовых часах — ответил капитан пассажирского лайнера.
— А, где Джейн?! — спросил я, вдруг вспомнив о своей любимой — Где, моя девочка Джейн?! Она была со мной в океане! Где она?!
Я занервничал. И закрутил сильнее по сторонам головой.
— Где, моя Джейн?! Капитан! — снова, панически напугано, прокричал я.
— Какая, Джейн? — спросил капитан океанского круизного лайнера, смотря сначала на меня, а потом на остальных, кто был в больничном лазарете океанского корабля. Словно, обращаясь еще и к ним.
— Моя Джейн?! — я произнес дрожащим голосом. И затрясся. В панике посмотрел на капитана, одуревшим перепуганным и ошеломленным взглядом.
— Она была со мной там! Моя красавица Джейн Морган! Куда вы ее дели?! — совершено не понимая уже ничего, закричал в ужасе я — Где она?! Она
была со мной в океане! Куда вы ее дели?!
— Успокойтесь, пожалуйста — произнес доктор, но я не хотел его слушать.
Я хотел соскочить и выскочить из судового лазарета, но мне не дали, отключившиеся напрочь, до самой задницы мои ноги.
— Черт бы их побрал! Как и вас всех! — прокричал в отчаянии я – Верните мне ее! Хоть мертвую, но верните! Слышите меня! Капитан!
— Успокойтесь, Владимир — повторил доктор — Вам нельзя сейчас нервничать.
— Хрен, вам, успокойтесь! — я кричал как полоумный — Где, моя девочка Джейн Морган! Где, моя любимая! Я хочу ее видеть!
Все замолчали, будто, тоже не понимают ничего из того, что спросил у них я.
И не понимают, вообще, теперь меня. Они все уставились на меня вопросительно с удивленными глазами. Все от капитана, матросов и судового с медсестрами врача.
— Слышите меня?! — продолжал я кричать на всех — Верните мне мою Джейн!
— Вы матрос с потерпевшего крушение грузового судна «KATНАRINЕ DUPONТ»? — спросил, перебивая мой крик сдержанным капитанским громким голосом, снова капитан.
— Да! — крикнул я ему, чувствуя, как схожу с ума от горя и безвозвратной утраты.
— А что?! — я смотрел, теперь, снова на него уже с опаской, услышать что-либо страшное.
— Да — произнес, выдавливая из себя через силу я — Я с «KATНАRINЕ DUPONТ»! Черт вас подери и что?!
— А катастрофа случилась, по-вашему, 17 июля, так? — спросил снова капитан.
— Так! — ответил ему я, стукая по бесчувственным своим ногам.
— Все совпадет с моим запросом в международное судоходство — ответил капитан — Дата гибели сухогруза совпадает с вашими показаниями.
— Я что на допросе? — прокричал нервно я — И что с моими ногами?
Капитан корабля покачал удовлетворенно моим ответом.
— Значит, вы пробыли в открытом океане двенадцать суток — ответил он мне.
И тут же представился — Я капитан Эдвард Джей Стивенс. А, это судовой наш доктор Томас Трекер. Вы теперь в его подчинении до момента пока он вас на ноги не поставит.
— Ни черта опять ничего не понимаю!! — прокричал, перебивая капитана в бешенстве, ехидно я — Вы издеваетесь?!
Но, он продолжил, также четко и выдержанно, сохраняя сдержанность и здравый рассудок, в отличие от меня.
— В четыре часа утра мы получили сигнал SOS! С вашего терпящего бедствие сухогруза — ответил мне капитан лайнера Эдвард Джей Стивенс.
— Сигнал SOS! — переспросил я, вспоминая идущий из глубины океана подо мной тот сигнал о помощи с «Арабеллы».
— Буквально сутки назад, с момента первого поступившего на наш борт сигнала с вашего затонувшего грузового судна. И шли все это время сюда. И нашли, только вас в воде. Вы были без сознания среди груды обгоревших судовых обломков. И кроме вас, там не было никого. Никого в двухстах милях от Каролинских островов. В направлении открытого Тихого океана. И это тоже, является загадкой для всех нас. Сигнал не состыкуется с временем вашего, чрезвычайно длительного пребывания в воде. Словно, был отправлен всего лишь сутки назад. И совершенно не вами.
— Он был отправлен мной с яхты «Арабелла»! — прокричал я — Я отправил сигнал бедствия! И где, моя Джейн?! — уже не находя себе места, взбешенно произнес я.
Я был в бешенстве. Все эти дурацкие расспросы и вопросы этих американцев. Я даже не вникал в то, что они говорили мне.
— Где, моя девочка Джейн?! — Я не унимался и кричал, выходя из себя на весь медотсек корабля.
— Она любила безумно меня и ждала от меня ребенка — я, снова кричал как полоумный — Где она?!
Они все отвернулись от моей постели, и шептались. Я расслышал некоторые их слова.
— Он это о ком? — спросил капитан у доктора.
— Не знаю — произнес ему в ответ, и всем остальным присутствующим возле моей постели доктор.
— Какого черта, вы там все шепчетесь! — прокричал взбешенный уже не находя себе места я — Что с ней?! И куда вы ее дели?!
Капитан Эдвард Джей Стивенс повернулся ко мне и продолжил — Вы были найдены на месте затонувшего судна «KATНАRINЕ DUPONТ». Это все что мы, можем вам сказать. И совершенно один. Без вещей, документов. И кого-либо еще. И это могут все здесь присутствующие подтвердить, как и все пассажиры нашего лайнера, видевшие ваше чудесное спасение.
Доктор Томас Трекер продолжил — Вы были совершенно одни. И никого, кроме вас не был найден на месте крушения того сгоревшего в Тихом океане судна. Среди ящиков бочек. И прочего обгоревшего мусора затонувшего вашего грузового судна. Вы крепко держались левой рукой за один плавающий ящик. И были без сознания. Вокруг вас крутились дельфины. И было какое-то странное лилового света свечение. Свечение охватывало все вокруг на большое расстояние. Оно, словно, шло от самой воды, и помогло вас быстро найти. Один, даже дельфин приблизился к нашему лайнеру, выпрыгивая высоко из воды перед бортом и носом нашего судна. И проводил нас до места вашего крушения. Словно, его кто-то заставил это сделать. Но, откуда это взялось само свечение? Что это было за свечение, мы и сами не понимаем? И там, где мы вас подобрали, больше никого не нашли.
— Вот, черт! — я схватился за больную свою со щетиной на лице и растрепанными выгоревшими на солнце волосами голову — Черт! Черт! Но, как, же так! — в диком неистовом отчаянии и в слезах, произнес дрожащим голосом уже я — Как, же так! Моя, девочка Джейн! Джейн Морган! Моя, любимая! Как же вы ее не могли видеть там! Она была рядом со мной!
— Ничего не понимаю — произнес капитан Эдвард Джей Стивенс, смотря на всех, пожимающих на его вопрос плечами, присутствующих, словно ожидая от них иного ответа.
— Мы прибыли сюда с момента поступления сигнала SOS! с вашего сгоревшего и затонувшего сухогруза — продолжил он, уже повернувшись ко мне — И кроме вас в воде не было уже никого. Только одни вы. И все.
А я замолчал, вспомная русалку и дриаду, нимфу Тихого океана Нагису.
— Вот черт! — я произнес в ужасе впоминая вдруг все сказанное ей и схватился за свою голову.
Я упал на постлеь и закрыл свои глаза. Я просто замолчал, пытаясь все расставить на свои места, и не мог.
— Может, с ним была еще женщина — кто-то из толпы произнес — Может, она утонула. Он ведь пробыл в океане двенадцать суток. А за такое время вряд ли кто-то кроме него смог бы выжить. Он это аномалия какая-то. Чудесное природное явление. Или спасение.
— Заткнитесь, вы все, черт вас дери! — прокричал я — Заткнитесь со своими дурацкими доводами о моем чудесном спасении. Она не могла, вот так, просто, взять и утонуть! — прокричал я всем, потупив, скрывая свои текущие по лицу слезы свой безутешный от горя взор в постель — Она не могла, просто взять и утонуть! Она отлично плавала! И была в гидрокостюме акваланга. Как и я. И я, ее держал, крепко, прижав к себе. И мы были все время вместе! Она не могла, просто утонуть! Не могла! Моя Джейн! Любимая, моя Джейн! — повторил я, плача себе на грудь. И глотая с трудом слюну иссохшим от морской соли горлом.
Сам думаю – «Джейн, моя Джейн… Нагиса. Нагиса… Джейн. Нет, не может этого быть».
— Джейн –я произнес, отбрасывая второе, упорно имя — Может, кто-нибудь видел ее?! Женщина. Брюнетка. Латиноамериканка! Загоревшая до черноты, почти как я, Латинка! — я, произносил плача, как ребенок.
Я смотрел на присутствующих при моем чудесном спасении иностранных коллег моряков. И на свои руки и на тело под пижамой, видя совсем его не таким, каким оно недавно у меня было. Почти, как уголь от плотного, как и у моей любовницы и любимой Джейн Морган тропического загара. Оно было обычным без малейшего на то признака загара. И я, просто уже не понимал, что вообще происходит дальше. Я, похоже, сходил от головной боли и непрекращающегося гула, всего непонятно и происходящего с ума.
Я уже растерянно, и запинаясь на каждом слове, произносил свои слова, то по-русски, то по-английски, совершенно теряясь в пространстве и во времени.
— Она из Сан-Франциско из Калифорнии! — произносил в диком отчаянии я, от собственного непонимания вообще, что со мной такое происходит. От своего теперешнего отчаянного бессилия. И непонимания, куда я, вообще угодил.
— Был еще Дэниел! — продолжал я плача, как ребенок — Брат моей любимой Джейн. И яхта была «Арабелла»! Яхта затонула. И мы с Джейн оказались в воде. Джейн была ранена. И я, держал ее своими руками в бурю в океане! Куда она пропала?!
— «Arabelle»? – переспросил на английском, капитан Эдвард Джей Стивенс.
— «Arabelle!» «Arabelle»! — передразнил я его на английском. И внезапно, снова, сорвался на крик — Да, черт, подери, что такое со мной происходит?! Кто-нибудь объяснит мне наконец-то?! Я схожу с ума!
— Мы никого там не нашли, кроме вас — произнес, снова доктор Томас Трекер — Кроме вас — он повторил.
— И кучи обгоревших до основания обломков — произнес снова, подменив доктора, капитан Эдвард Джей Стивенс — Вы были всего один в океане. И ни какого, на вас не было гидрокостюма от акваланга. Вы были, только в своей русского моряка рабочей одежде. И кроме, всего прочего, вы странным образом вполне здоровы, даже без солнечного обширного ожога на открытых местах на открытых участках вашего тела. И ни какого ранения, о котором вы говорите, на вашей, левой ноге не было, и нет. Можете убедиться сами. Видите?
Доктор отбросил одеяло с моих ног. И я увидел, пока еще ничего не чувствующие свои в постельной больничной пижаме ноги. Я быстро задрал штанины пижамы на обеих ногах. И они были целыми без ран, и бинтов, только, внешне не чувствующими ничего. Даже, моих к себе прикосновений. Я просто, сидел как парализованный на виду у всех присутствующих. Но в целом, совершенно одновременно здоровый. Без плотного солнечного ровного загара. И даже, ожогов на своем мускулистом русского моряка теле. И это было, тоже странно. Я должен был, просто напросто сгореть до костей на тропическом ярком солнце. Все, что было у меня открыто. И это, тоже сводило меня с ума. И приводило в непонимание судового доктора. И капитана и всех присутствующих на лайнере, в моей больничной каюте. Они не могли это объяснить. Двадцать суток в океане и ни единого вообще ожога. Ни слабого, даже покраснения на теле. Я и сам не понимал, как это возможно. И, вообще, что твориться со мной.
— Вам, лучше сейчас, расслабиться. И попытаться вспомнить все — произнес доктор Томас Трекер — Вам сделают специальную инъекцию для быстрого восстановления и дополнительный медицинский осмотр.
— К черту все! — возмутился в диком отчаянии я, не понимая, что вообще твориться — Что это?! — проговорил я — Что это, черт возьми?! Что со мной все-таки, произошло?!
— Мы все и сами объяснить до конца не в состоянии — сказал судовой доктор за капитана — Но, то, что вы там видели или то, что переживали. Могло породить ваше бессознательное болезненное состояние.
— Какое еще болезненное бессознательное состояние?! — прокричал в полнейшем отчаянии и недоумении — Что твориться, вообще здесь. И со мной?!
— Так я как врач, вам могу объяснить — продолжил судовой доктор — Всему виной бессознательное состояние вашего организма, попавшего в крайне экстремальные условия. Между жизнью и смертью. Так как я судовой доктор, мы проходили это еще, когда я учился. Состояние организма в пределах самой критической ситуации. Состояние на пределе самой грани. Способность к самовыживанию на границы между жизнью и смертью. Этот процесс до конца не изучен. Но, вы сейчас яркий пример, кажется, именно этого.
— Чего этого?! — я был вне себя. Просто, уже в бешенстве — Кончайте гнать пургу! — я возмущался как сумасшедший. И готов был броситься на кого угодно, стоящего передо мной. Я орал в состоянии психического шока. И, казалось, я нахожусь в какой-то психушке. Просто дурдоме.
— Я говорил — произнес доктор своей подручной санитарке на своем языке. Который я прекрасно понимал — Надо было ему сделать больше дозу успокоительного.
— Хватит с меня ваших уколов, доктор! — прокричал я доктору уже в бешенстве, — Объясняйте то, что собирались объяснить!
Понимая, что меня все равно толком не успокоить, именно сейчас, судовой врач Томас Трекер переключился, снова на меня.
— Я объясню все, что с вами произошло, если вы перестанете беситься. И сходить здесь с ума — произнес при всех он мне — Ваше положение, вполне объяснимо, хотя и трудно понимаемо. Особенно людьми прагматами. Если вы более мене спокойно выслушаете меня. Я постараюсь объяснить, что на самом деле с вами случилось, именно с точки медицины. Хотя, я как врач многое, все равно, не смогу толком объяснить. И, даже с этой точки.
Он смотрел на меня пристально, будто изучая мое последующее поведение.
— Ну, что, успокоились? — он произнес, глядя мне в бешенные, полоумные возбужденные глаза, При всех стоящих, рядом с моей больничной постелью в медицинском кубрике, смотрящих на одуревшего русского, спасенного из воды ими моряка.
Я передернулся и уставился, пристально, молча на врача.
— Ну, успокоились? — повторил судовой доктор.
— Успокоился — произнес я уже гораздо тише, еле сдерживая свой охвативший мое теперешнее состояние гнев. И схватившись обеими руками и сжимая своими пальцами за растрепанную русыми волосами голову, встряхнул ей. И, снова посмотрел на корабельного доктора, и стоящую рядом с ним медсестру, добавил — Да, успокоился я. Я в полной норме.
Я стал растирать, начинающие ныть свои ноги и вес во внимании уставился на судового докора.
Врач, стоял, молча и внимательно, смотрел мне в глаза. Может, проверяя мою полную предрасположенность к бесседе и адеквансть.
— Я готов выслушать вас, доктор. Или как вас там по имени, Томас…- я тщетно пытался сейчас вспомнить его фамилию. Она как-то выскользнула сейчас из моей все еще гудящей больной головы.
— Трекер — произнес, повторяя свою фамилию, мне судовой доктор – Зовут меня Томас Трекер.
— Без разницы — грубо ответил я ему — Рассказывайте и объясняйте все. Может, я все пойму. А, может, и нет.
Я посмотрел не дружелюбно на всех присутствующих вокруг.
— Я подробнее хочу знать, что твориться со мной? — я нервно произнес, растирал свои ноги, они начинали оживать.
— Для начала медсестра вам сделать все-таки укол — произнес доктор Томас Трекер.
И рядом стоящая его подручная подошла, осторожно не спеша ко мне. И произнесла — Закатайте рукав, пожалуйста.
Я посмотрел, молча на доктора, и он ответил на мой взгляд.
— Это необходимо — произнес Томас Трекер — Это обезболит ваши ноги, и вы сможете нормально выслушать меня.
Я, молча, закатал правый рукав на правой руке и больничной пижаме. И корабельная медсестра по имени Мэри, сделала прививку какого-то препарата. После укола боль быстро отхлынула от моих оживающих ног.
Голова, тоже немного успокоилась. Но, все равно все ходило в ней ходуном от моего одуревшего состояния.
— Все хорошо? — спросил доктор Томас Трекер.
— Хорошо — произнес я уже совершенно спокойно и без нервов — Я хочу все знать. Даже, если это будет выглядеть сплошной нелепицей. Рассказывайте, почему я оказался здесь. И, что произошло со мной. Почему я в этой дурацкой больничной пижаме. И, почему у меня, нет ран на обеих ногах. И только они сейчас начинают приходить в себя. И, вообще, встану я или нет на эти свои ноги.
— Я уже говорил вам — произнес судовой врач Томас Трекер – Все прейдет скоро в норму. Это все от долгого пребывания в воде. Все из-за оттока вашей крови из ног к голове в состоянии полного бессознательного состояния. И долгого пребывания в состоянии полной недвижимости в практически подвешенном состоянии. В течение двенадцати суток в воде. При резких перепепадах температуры самой воды.
— Двенадцать суток, но я прожил в том мире, чуть более недели – произнес я судовому лечащему меня врачу – Я помню. Семь суток. А не двенадцать. Как вообще такое может быть, доктор? Но реально было, как я и сам думаю сейчас, куда больше.
Он помолчал, немного глядя пристально на меня снова, и продолжил.
— Не знаю, я всего лишь судовой лечащий врач –произнес Томас Трекер — Я не ученый. Но главное, вы сами начинаете что-то понимать. Хоть, как и мы не все.
Часть этой жизни вы, вероятно прожли уже здесь на нашем судне и под моим присмотром. Вот и выходит все двенадцать. Вообще выжить даже неколько суток, находясь в отключке и при полной недвижимости в океанской воде практически невозможно — стал рассказывать доктор Томас Трекер — Вы подверглись сильной температурной детермии. И как вы выжили, вообще, как я уже сказал сам, как доктор объяснить не в состоянии. Но, могу, лишь предположить на основании медицинских фактов, то, что вы все-таки выжили в этих условиях. Это заслуга в первую очередь вашего организма и его чудесных свойств. О которых, вы и сами, вероятно не знали. Когда вы потеряли сознание, вероятно, включилась некая скрытая в вашем организме, защитная система, которая и породила в вашем уснувшем мгновенно от сильного пережитого экстремального стресса разуме все возможные картины иной жизни. Как некий, невероятно реалистичный сон. Говоря проще. Все, что с вами там происходило, это все порождение вашего уснувшего на несколько продолительных суток в океане под воздействием этого чудовищного переживаемого вами стресса мозга, создавшего некий иллюзорный, но, для вас предельно реалистичный мир. В котором, вы и пребывали в течение всего этого времени. Пока мы не подобрали вас. Вы были в крайне критическом состоянии. И ваш мозг, чтобы спасти вас, создал эту трехмерную иллюзию иной вашей жизни. Мы слышал ваши разговоры как бы и с кем-то. Вы произносили имена и даже пережвад не на шуку там в той оключке нешуочные события. Похоже, там кто-то разговаривал и с вами и даже общался. Мы вели наблюдение за вами все это время пока вы не пришли в себя и не вышли из этой сонной странной, но для вас реалстичной живой иллюзии.
— Какой еще к черту иллюзии? — перебил я его, глядя на всех окружающих меня — Я не понимаю?
— Иллюзии иной реальности или, можно так сказать иллюзии иного мира.
Мира, который вас держал все это время в открытом океане. В состоянии полной, почти бессознательной каталепсии. Это состояние ваших скрытых внутренних резервов вашего организма. И еще, чего-то, пока необъяснимого, помогло вам выжить в таких практически смертельных условиях. Я еще раз повторюсь. Я не ученый физик и не писатель фантаст. Но с вами происходила, как я думаю, и физика и фантастика. Скажу прямо, я могу объяснить, только медицинский фактор вашего выживания, но не тот который другой, как, то лилового света свечение. По-которому, мы вас и нашли. И еще усточивый долгий пеленг сигнала SOS! Идущий из глубины самого океана. Сигнала с глубины в пять километров. Сигнала идущего, оттуда, откуда уже ничего бы не смогло подняться наверх. Дабы раздавлено глубинным давлением — он сказал это, показывая на капитана судна Эдвард Джей Стивенса — Капитан не даст соврать — Прямо из-под вас. Мы, ориентируясь по нему, и нашли вас в воде держащимся левой рукой за плавающий ящик — он, помолчав немного, продолжил — И, вы не утонули. Без спасательного, вообще жилета. И эта
большая стая дельфинов, которые защищали вас от молотоголовых акул.
— Ничего не понимаю – произнес я – Шесть суток в воде в океане. Сутки шли до меня. Потом я был тут у вас все остальное время без сознания. Всего двенадцать суток. А я прожил в иллюзорном полубреду всего шесть. Незамечая как расстянулось все само время.
Я недоумевал вообще.
— Мы тоже – овтеил врач Томас Трекер — Все это было, просто невероятно и вызывает много вопросов и у нас самих, которые мы не можем объяснить. Но, одно ясно, что вы были там не одни. Кто-то, все-таки был с вами там, и помогал вам все это время жить.
— Джейн — вырвалось у меня само изо рта и навернулись слезы — Моя, любимая девочка — произнес я, заплакал как ребенок и уткнулся головой в раскрытые ладони своих обеих рук.
Корабельный доктор замолчал. И молчали все другие. Кто-то, похоже, сочувствовал мне. Кто-то был, как многие потрясен и удивлен, порясенный как сам капитан пассажирского круизного большого иностранного лайнера и самого доктора, со всем врачебным составом. А кому-то все это было до лампочки. Им было так легче и проще.
— Вы считаете, что Джейн, тоже иллюзия? – спрсоил я у корабельного врача Томаса Трекера.
— Вероятно так — произнес судовой доктор Томас Трекер. Он просто со своей точки зрения как врача и в какой-то степени даже, как позднее выснилось еще гн до конца состоявшегоя волею своей тоже судьбы биолога и химика ученого, пытался мне разъяснить причину болезни травмирующей мою теперь душу – Это следствие или скорее, даже последствие глубокого вашего обморока. Близкого к самой смерти — он мне произнес — И в тоже время, ваше одновременно счастье, что вы потеряли в результате этого стресса сознание. Это помогло вам выжить. Судите, сами. Но, ваше чудесное, такое вот спасение не только заслуга вашего достаточно силььного и здорового человеческого от природы организма. Было еще что-то, что спасло вам жизнь в океане. Иначе вы бы все равно умерли, не дождавшись нашей помощи.
— Значит все это, просто иллюзия — произнес захлебывась слезами я — Значит, вы хотите сказать, Что моя девочка Джейн Морган, как и ее брат Дэниел Морган. И та наша затонувшая в океане, теперь скоростная куизная яхта «Арабелла», это все иллюзия моего уснувшего на время ради моего спасения мозга?
— Можно и так сказать — произнес судовой доктор — Все, что вы видели от начала вашей катастрофы и до конца этой же катастрофы, все это сплошная реалистичная вполне иллюзия. Настолько реальная, что вы в нее поверили. Феномен крайне интересный, но бездоказательный. Так как в это мало кто верит, если нельзя потрогать.
— Не может этого быть — произнес уже тихо я и замолчал, глядя на свои еще бесчувственные лежащие передо мной на постели в штанинах светлой больничной пижамы ноги.
Я вспомнил слова той русалки Нагисы. Значит она говорила правду. Это все она Нагиса. Это все создала она. Это морское женоподобное существо. Дочь Посейлона. Нагиса. Это е любовная со мной игра. И эт все мои злоключения. От корабельной одной катастрофы к другой.
И сама Джейн, то и есть Нагиса.
Одно было теперь опть неясно. Зачем, она отпустила еня от себя? Она же любила и любит меня. Она беременная моими детьм… Зачем?
— Вам придется рано или поздно в это поверить — произнес доктор — Так или иначе. И чем быстрее вы прейдете в себя, тем оно будет лучше для вас же.
Я замолчал. Замолчал и заплакал. И не мог остановиться, потупив взор в постель. И, даже не заметил, как почти все ушли из медицинского отсека, идущего через Тихий океан в сторону Северной Америки лайнера.
Остался со мной только сам доктор Томас Трекер и капитан пассажирского круизного судна Эдвард Джей Стивенс.
— «Надо же все иллюзия такая же, как этот пресловутый мистер некто Теодор Джексон» — подумал вскользь я. И, закрывшись ладонями рук, просто плакал, не стыдясь своих мужских слез. Плакал как потерявшийся в жизни ребенок. Беззащитный, и всеми покинутый.
— Похоже, я схожу с ума. Может вы, тоже иллюзия. И все что сейчас происходит здесь продолжение моих видений — произнес с горечью внутри я — И я все еще в отключке.
— То, что вы сейчас перед собой видите реальность. И, мы самые настоящие — произнес доктор Томас Трекер. И дал мне таблетки со снотворным – Вот, выпейте — произнес рн мне.
Он протянул стакан с водой.
— Вам крайне, сейчас тяжело, после того, что с вами случилось. Но, все прейдет в норму через несколько дней, и вы главное выздоровеете. Встанете на ноги. Вас нужно отправить домой — произнес капитан Эдвард Джей Стивенс — Пока мы в океане мы вас пересадим на какое-нибудь русское судно, идущее в Россию — произнес капитан — Так будет лучше, чем обращаться в Российские посольства, делая запрос. Объчснться и своим и чужим, как и что. Нам это, думаю, тоже будет лишняя головная боль и проблемы. Вас переправлять через границу, соблюдая асе соглашения и через все эти таможенные визовые инстанции. Будет лучше, если вас заберут ваши, Как потерпевшего кораблекрушение русского моряка. Чем вы попадете к нам, без каких-либо соответствующих документов, удостоверяющих вашу личность.

***
После уколов я не ощущал своих опять ног. Но вдруг, у меня вдруг сильно заныла правая нога, и я начал ее ощущать. Как то неожиданно. Видимо, прошло сильное обезболивающее. Боль усиливалась вместе с осязанием. И я, затер как ненормальный свою правую ногу, закатав штанину до самого верха. Я как сумасшедший затер ее обеими руками. Она болела вся и цклком от ступни до самой задницы. Болело то место и особенно сильно в районе пресловутого того пореза подводным ножом. Словно открытая резаная глубокая крооточащая до самой кости рана.
Доктор это увидел и понял, что мне становиться не по себе от нарастающей в ноге боли по моему виду.
Хоть я все смог осознать и прийти в себя. Все же, я не мог уняться от внутренней душевной раздирающей мою дущу и сердце боли. Она, просто разрывала меня. А тут еще нога стала оживать. И изводить меня. Появились, даже судороги, и ногу потянуло. И в голени, и в бедре. Я принялся лихорадочно растирать ее ладонями и пальцами обеих рук. Нромко по русски ругаясь на всю медицинскую каюту и кубрик.
— Надо сделать еще раз обезболивающее — произнес теперешний мой корабельный лечащий личный врач Томас Трекер, взявший полное надо мной шефство — А, то боль, может оказаться непереносимой, пока ноги будут приходить в норму. И принять снотворное, то так и не уснете. Пейте и берите таблетку.
Он, снова, быстро повторил, протягивая таблетки и в стакане воду.
Я смотрел на свою, почти целиком голую мужскую оживающую правую ногу. Нога была совершенно белой, без какого-нибудь следа загара.
— Что за чертовщина, то такая — произнес я снова, глядя на свою правую начавшую приходить в себя с голой ступней мужскую ногу. Так до конца и, не понимая, и не веря в то, что со мной было.
— Джейн — произнес я тихо, глядя, куда-то перед собой в пустоту, сам себе и не видя перед собой ни кого. И видя ее перед своими в слезах глазами. Ее Джейн Морган красивое загоревшее миленькое девичье лицо. Я видел ее те черные под изогнутыми дугой черными бровями девичьи гипнотической красоты черные как ночь или бездна океана глаза. Как сама тропическая на Тихом океане ночь с искорками отражающихся в них звезд. Глаза, смотрящие влюбленным взором на меня, своего единственного и преданного ночного любовника.
— Где же ты, мой ангел хранитель? — произнес я самому себе, не обращая внимания на доктора и его медсестру по имени Мэри.
Мне сейчас казалось, что скорее это мир сплошная иллюзия, созданная моим воспаленным воображением мозга, и выдернувшим меня из настоящей реальности. Мне показалось, что я, просто потерялся в пространстве и во времени.
— Вернись ко мне, моя любовь — прошептал про себя я убитый горем и одиночеством. И принял от доктора Томаса Трекера протянутое мне снотворное. Выпил его. И после нового укола отключился.
Когда я очнулся передо мной стоял доктор Томас Трекер и его корабельная медсестра по имени Мэри и по фамилии Суонсон.
— Уже девять вечер — сказал судовой мой теперешний лечащий врач Томас Трекер — Вы крепко спали. И все скоро вернется на свои места и это то, что вы пережили, останется, лишь одним, возможно только горьким или счастливым воспоминанием — он продолжил — Вам, просто нужен отдых. Сейчас еще один укол обезболивающего, и снотворного все — он это вообще так произнес, как будто, между прочим. И подошедшая, тут же, его подручная медсестра Мэри, сделала мне инъекцию в плечо какого-то препарата, и стало, снова, более комфортнее.
— Утром вы будете уже на ногах — произнес доктор — И сможете прогуляться по нашему лайнеру — он, снова, протянул таблетки снотворного и стакан с водой.
— Не надо, доктор — произнес, успокоившись немного уже я — Я так, теперь постараюсь заснуть.
— Вот и отлично — сказал доктор Томас Трекер, убирая таблетки и воду — Вот и отлично.
И все ушли из этого медицинского кубрика. Я остался один, лежать, на своей больничной постели, крутя головой по сторонам. Рассматривая все вокруг. Все углы белого просторного помещения, где я был сейчас совершенно один. Несколько таких же больничного типа коек, как и моя. Тумбочки и светильники на каждой из них.
Доктор, выходя с медсестрами, выключил свет, и стало темно, лишь за закрытой дверью в коридоре между каютами горело дежурное освещение пассажирского этого спасшего меня судна. Там перестали быть слышны чьи-либо шаги. И наступила ночная тишина, как и сказал судовой врач.
Сколько времени было, я по-прежнему толком не знал. Но, со слов корабельного врача Томаса Трекера, было, после нашего длинного задушевного между ним, и капитаном Эдвардом Джей Стивенсом диалога. И больного на ноги, и на всю голову русского моряка. Был вечер, и уже, вскоре пришла ночь. И судно погрузилось в сон. Лишь, слышно было, где-то там за стенами и переборками лайнера плеск ночных волн океана.
Запомнились глаза этой медсестры Эдрюса Мэри Суонсон. Она, почему-то так опасливо на меня озиралась, уходя последней, словно боясь русских. Может, так и было. Не все, но некоторые из них, нас всегда, почему-то боялись. Наверное, у них с Запада это уже, просто в крови. Это же читалось и в глазах доктора Трекера и капитана Стивенса. Да, и всех, кто был в медотсеке, и видел спасенного из океана русского моряка.
Даже, поначалу и моя любимая Джейн меня боялась и опасалась за Дэниела. Один только он, наверное, не боялся меня. Удивительное исключение из всяких правил. Единственный, кто не боялся. И сразу стал мне другом. Дэни. А, я его обидел, тогда. И не уберег.
— Прости меня, Дэни — прошептал я тихо в темноте каюты — За все прости — и закрыл глаза. И мне показалось, что я отключился.
А, когда очнулся, то не знал, сколько время. Но, судя по темноте, уже вероятно стояла ночь. Или уже было, даже раннее утро. Я потерялся, снова в пространстве и во времени.
Я долго еще не мог уснуть. Я не мог поверить в то, что произошло со мной.
Просто, не мог во все это поверить и все тут.
— Не может быть, такого — произнес, снова сам себе вслух я, уставившись в потолок медицинской каюты — Не может, такого быть. Вранье, это все.
Я лежал и думал, только о своей любимой малышке Джейн Морган. Джейн должна спастись. И должна быть на этом корабле. Она хоть и была
ранена, но должна спастись. Я не верил в ее смерть, как и не верил в то, что ее вообще нет. Как и всего того, что я пережил недавно. Я был там, в океане не один. Там была моя Джейн. И был Дэниел. И наша яхта «Арабелла». И эта яхта «Черный аист». И эти морские бандиты. И этот кошмарный шторм. И, вот я здесь. И они хотят меня убедить, что это все мой бессознательный бред. Бред не до утонувшего утопленника.
— «Нагиса» — вдруг срабоало само моей голове — «Где ты Нагиса?».
Я словно вопрки всем воим мыслям позвал ее мысленно. Я позвал ее. Почему? Сам не знаю. Но позвал.
— Нагиса — раздалось в самой ночи и в воздухе медицинской достаточно большой корабельной каюты.
— Не может этого быть — снова, произнес я сам себе вслух — Нагиса — произнес сам себе я вслух и стал всматриваться в темноту – А где Джейн?
Я услышал какие-то шаги за дверью этой корабельной медицинской палаты. И отворилась в каюту ко мне дверь. Тихо так и практически беззвучно. Там за дверью был включен дежурный в коридоре между каютами корабля свет, и я увидел стоящий передо мной на некотором расстоянии женский силуэт. Силуэт женской невысокого роста фигуры.
Сначала я посчитал, что это пришла медсестра эта Мэри Суонсон. Или, какая-либо, другая из медцинского состава судна. Но потом понял, что нет.
Силуэт стоял на пороге, отворив ко мне в медицинский кубрик дверь. Он был в комнатных домашних тапочках с голыми стройными девичьими ногами из-под короткого телесного цвета шелкового халатика. С распущенными длинными и черными как смоль, вьющимися по его спине и груди локонами волосами на девичьей миленькой головке.
— Джейн! — произнес я, ошарашенный ее появлением — Джейн, любимая моя! Это ты?! Ты живая!
Я произнес, потрясенынй и удивленный ее появлением — Ты откуда, здесь?! Они скрывали тебя от меня?! Они прятали тебя от меня! Вот гады, такие! Джейн, любовь моя!
Силуэт оторвался от порога распахнутой настежь в мою больничную каюту двери и пошел ко мне. Не спеша и плавно, виляя округлыми крутыми красивыми бедрами и полненькими икрами молодых девичьих ног. Это точно была моя ненаглядная красавица Джейн.
Она вышла как из ночной тени из тех дверей и направилась, медленно ко мне. Ступая своими домашними тапочками на миленьких загоревших до смоляной черноты девичьих ножках бесшумно по полу медицинской корабельной каюты совершенно бесшумно.
Свет луны из иллюминатора падал на нее. И это была она, выхваченная из этого лунного света. Я ее видел всю с головы до ее, почти полностью оголенных тех красивых девичьих полненьких в икрах, и бедрах ножек. Вся словно вылепленная этим желтым лунным ночным светом. Ярким и пронзительно прозрачным.
Джейн пошла в мою сторону. К моей больничной постели.
И встала рядом, прижавшись бедрами голых безумно красивых загоревших до черноты ног к краю ее, и смотрела, молча, на меня, не отрываясь черными своими цыганскими гипнотическими глазами. Она стояла, именно так, как и любила всегда стоять, выгнувшись в гибкой молодой девичьей узкой спине, чуть-чуть назад. И выпятив мне свой округлый пупком вперед загорелый до черноты животик.
Я протянул свои руки к ней и почувствовал прикосновение в ее рукам протянутым, тоже мне. Она улыбалась мне широкой доброй и нежной моей любовницы улыбкой. Смотря на меня, также как и, тогда в ночь нашей последней любви. Смотрела страстно и с желанием сексуального безумства.
Тогда она, сбросив свой длинный махровый белый халат с девичьих красивых плечей, была совершенно нагой. И жаждала безумного и последнего, как оказалось нашего с ней секса. Вот и сейчас, она сбросила его. Прямо на пол перед моей больничной постелью. Почти мгновенно. Тот халатик просто скатился с ее плечей по ее телу, и упал ей под ноги у моей постели. Прямо себе под свои красивые девичьи черненькие в плотном загаре латиноамериканки ноги. Она сняла с маленьких с карсивыми пальчиками загорелых стоп ног домашние тапочки. И наклонилась ко мне. Стоя в одном своем, теперь передо мной купальнике. Желтого как я смог рассмотреть цвета. Этот купальник был ее любимым. И одним из трех.
— «Моя, красавица Джейн!» — загудело в моей голове — «Девочка моя!».
— Джейн! — радостно выдавил я из себя — Это ты! Ты пришла ко мне! Ты живая! Где ты была, любимая моя?! Я здесь с ума сходил от нашей разлуки!
— Тише, милый — услышал я тихо ее нежный ласковый женский любимой голос — Тише — она повторила — Мальчик мой, любимый мой. Я пришла успокоить тебя.
И она легла рядом со мной, на мою больничную постель, прижавшись ко мне и, положив на мою грудь свою девичью черную в распущенных длинных волосах голову. Она прижалась ко мне. Сильно, обхватив мою в пижаме больного грудь своей правой рукою. Я ощутил заброшенную на мои пока еще еле оживающие ноги загорелой почти черненткой ляжкой правую девичью ногу, согнутую в коленке. Та нога заскользила голенью и стопой по моим ногам поверх наброшенного сверху одеяла.
Джейн оторвала свою черноволосую с распущенными волосами голову от моей груди и, гладя нежно мне в глаза, сказала — Я спасла, тебя, Володенька мой любимый. И это главное. Ты все-таки выжил. Я так этому рада.
Я почувствовал ее. Ее тело. Почти, нагое гибкое как у русалки женское в аромате запахов тело. Ее пышной трепетной в дыхании груди соски, сквозь тот ее лифчик купальника. Торчащие, снова и упирающиеся мне в мою под пижамой грудь. Ее девочки моей Джейн страстное тяжелое дыхание. И ее это лицо в полумраке моей каюты. Что видел я в желтом свете луны и звезд.
Это точно была она. Моя любимая Джейн Морган.
Это было точно ее тело. Тело моей Джейн. Жаркое и разгоряченное тропическим солнцем. Любовью. Джейн гибкое как у восточной танцовщицы в узкой талии тело. Джейн заползла сверху на лежащего, на постели меня.
Джейн уперлась своим животом в мой живот. Своим тем кругленьким красивым голого загорелого до угольной черноты живота пупком.
Я ощутил на своем снова возбужденном мгновенно детородном члене ее
Волосатый в узких купальника делтых плавках женский лобок и любимой промежность.
Джейн выгнулась на мне как дикая кошка, упираясь своим обеими руками мне в мужскую грудь. Приподнялась надо мной и, не отрываясь, смотрела своими черными убийственной красоты циганки Рады и брюнетки смуглянки гипнотическими невероятной красоты карими и почти черными, как сама ночь глазами мне в глаза. Печальными и тоскливыми. Какими-то отрешенными и не живыми уже. Глазами какой-то неземной уже совершенно иной красоты. Как будто не принадлежащей уже самой ей, а кому-то иному или другому.
Она провела правой рукой и пальчиками по моему лицу, по губам и щекам, и произнесла – Небритый и колючий и такой любимый.
Это были ее слова, но и не похожие на слова самой Джейн Морган. Словно за этой женщиной стояла другая женщина. Епе будто Джейн кто-то сейчас манипулировал и управлял.
Она опять опустила свою голову на мою грудь и замерла, молча, слушая видимо мое живое, стучащее в той груди сердце.
Потом, Джейн подняла свою с моей груди голову. И поцеловала меня в губы. Но уже не так как раньше, а по-другому. Словно, уже прощалась со мной. Прощалась навсегда. А я не мог понять сон ли это или реальность. Опять полуобморочные, что ли видения.
Джейн произнесла на уже четком русском с грустью — Я так и не надела то черное для тебя, любимый вечернее черное платье. Прости меня, Володенька. Прости.
— Что ты любимая – произнес шепотом и тихо ей я – Бог с ним. Главное, ты сейчас со мной.
Джейг была такая реальная, как настоящая. Вполне ощутимая и осязаемая.
Я снова весь даже возбудился и готов был даже…
— Не нужно — произнесла она мне – Не сейчас, любимый. Еше у нас будет для этого время. Подожди, любимый. Уже скоро. Мы соединимся воедино. Ты и я. Навсегда.
В ее черных как бездна самого океана неподвижных глазах стояли слезы.
И она, молча, встала с меня и моей больничной постели и пошла, мелькая голыми своими овалами красивых черненьких от загара переливающихся в свете луны и звезд через иллюминатор окна моей медицинской каюты девичьими чернеькими от загара латиноамериканки Панамки ножками. Виляя из стороны в сторону своими бедрами и женской широкой и полненькой ягодицами задницей. Пошла к выходу из моей каюты. Дверь так и была не заперта. И, она встала на пороге ко мне, обернувшись и глядя на меня, лежащего на больничной постели. Почти, нагая. И босая. В одном своем, теперь желтом купальнике.
Джейн переступила через порог двери. И пошла, по длинному корабельному коридору круизного судна.
Я вдруг соскочил на ноги, даже не поняв, как это произошло. Они уже были здоровые и не болели. Помню, как следья ног ощутили прохладный каюты пол.
Я схватил лежащий на полу у постели Дежйн тот короткий сброшенный халатик и бросился за ней вдогонку.
— Джейн! — вырвалось у меня из груди — Джейн! Куда ты?! Джейн!
Я подлетел к выходу и двери. И выглянул в коридор. Первый раз из каюты, где лежал совершенно один, и выскочил наружу из больничной своей корабельной палаты.
Джейн обернулась. Любимая была уже далеко от меня и почти в самом конце узкого длинного коридора с множеством закрытых дверей. Она посмотрела на меня, теперь как-то еще более тоскливо и пошла дальше. Мои ноги ожиди и зашевелились. Я бросился за любимой вдогонку.
— Джейн! – кричал я — Подожди не уходи, любимая! Но, она уже была в конце коридора пассажирского судна, и смотрелась таким призрачным как черная тень силуэтом. И, не оборачиваясь, растворилась за углом поворота.
Я летел как ошалелый за ней до того поворота. Но там ее уже нигде не было видно. Я паникуя, шлепая босыми ногами, пролетел повороты и лестницы, ведущие наверх к выходу на нижнюю палубу пассажирского, идущего по океану английского круизного лайнера.
Никого не было на моем пути. Весь корабль спал. И только я как безумный летел босиком по деревянной, теперь палубе к дереваянным широким лакированным перилам ограждения корабельного борта.
Я вылетел на выходящий к озаренному светом раннего утра, выступающему наружу, как и другие на этой палубе смотровым пассажирским балконам.
Там стояла у поручней ограждения моя красавица Джейн.
Она стояла в желтом своем купальнике. И была озарена уходящим в рассвет светом ярких мерцающих звезд и большой желтой луной. Все ее тело блестело черным загаром в свете исчезающей в рассвете луны. От округлых бедер голых до самых ступней ног от тех узких плавок и широких женских ягодиц. До верха девичьих черных от загара как все ее тело плечей. Она вся переливалась своим смуглым, почти черным загаром в утреннем ярком солнечном свете восходящего солнца.
Я подлетел бегом к перилам бортового ограждения невдалеке от того смотрового выступающего над самим покрытым бурными волнами утреннему синему океану.
Джейн Морган стояла спиной ко мне, облокотившись о те бортовые поручни ночного идущего по ночному Тихому океану лайнера.
Она стояла, повернув свою женскую черноволосую головку ко мне. Смотрела через правое женское голое облепленное черными вьющимися длинынми волосами плечо.
Налетевший утренний ветер, стал трепать девичьи те черные длинные Джейн Морган волосы на ее голове. Они переплетались и спутывались прямо в самом воздухе. Хлестали по девичьему Джейн, миленькому смуглому загорелому, украшенному золотыми колечками сережками в ее ушах личику. В красивом изгибе черных дугой бровей и опять смотрящих на меня черных ее как бездна океана девичьих глаз.
Посмотрев на меня, она повернула взор своих глаз в сторону океана. И, отвернулась от меня, глядя в синие бушующие и не спокойные за бортом пассажирского круизного лайнера волны.
Она стояла и смотрела, куда-то в океан. И ничего не говорила. Джейн глядела просто, куда-то не отрываясь, взявшись своими черненькими от загара утонченными красивыми своих рук пальчиками о поручни борта балкона. Выгнувшись, как делала всегда, назад узкой девичьей голой загоревшей спиной в гибкой как у русалки талии. Выставив вперед жгучему утреннему восходящему на заре солнцу, свой голый овальный черненький круглым красивым пупком девичий животик.
Она была так красива, что у меня захвитло даже дух. Я запомил ее именно тогда такой в псоледний раз перед окончательным ее уже уходом.
Джейн стояла в каком-то, еле заметном бликующем на утреннем ярком солнце лиловом свечении. В его ореоле, идущем от ее самой. От ее черненьких босых девичьих маленьких ступней. По ее вверх голеням полненьким икрам, коленям, овальным бедрам к широким ягодицам Джейн кругленькой женской в узких купальника желтых плавках попке. Отражаясь ярким светящимся лучезарным ореолом от голенького сексуального девичьего округлого с круглым пупком животика. До самой ее подтянутой туго желтым лифчиком полной трепещущей в тяжелом страстном дыхании сверкающей загаром девичьей груди. Стянутой туго треугольными лепестками, как парусами нашей затонувшей мореходной круизной быстроходной яхты «Арабеллы» лифчика. Застегнутого, там сзади туго, на ее женской узкой загоревшей до угольной черноты спине.
Свет перемещался ярким, но колеблющимся свечением по ней. И расходился лучами в стороны. На тоненькой под развевающимися черными, как смоль волосами ее девичьей загорелой шее. И расходился ярким свечением от ее боком повернутой ко мне в профиль ее миленькой красивой обрамленнйо развевающимися черынми вьющимися волосами головы. Он тонкими острыми мерцающими лучами расходился от Джейн Морган лица в стороны.
Свет лучами отходил от ее Джейн лежащих на поручнях ограждения выступающего в океан балкона черненьких в плотном ровном загаре рук.
Этот лиловый призрачный и не объяснимый свет. Тот свет, о котором говорил судовой корабельный доктор Томас Трекер. И сам капитан судна Эдвард Джей Стивенс. Будто бы я был весь, тоже покрыт этим светом плавая на волнах в окружении дельфинов. Это был свет, моего чудесного ангельского спасения. Свет, спасший мне жизнь. Свет, хорошо различимый на ярком утреннем свете. Свет, русалки Нагисы и моей Джейн Морган.

***
Джейн смотрела, куда-то вдаль в океан. Куда-то туда на восход за кромкой горизонта яркого горячего утреннего солнца.
— Прости меня, любимая! — я прокричал ей, любуясь ее очарвоательной сверкающей в лиловом ярком свечении женской идеальной полунаготой.
Я медленно пошел к ней, держась руками ща деревянные перила бортовых поруней ограждения. Осторожно, приближаясь любимой.
Глядя на этакое, чудесное ангельское видеине моей ерпспвицв Джейн Морган произнес еще раз — Прости!
Я осторожно шел на яркий тот лиловый свет, и обрамленный им силуэт моей д.юимой, лишь касаясь пальцами рук, и ладонями широкх порусней бортового ограждения перил идущего в полутемноте раннего утра по бурным синим океанским волнам лайнера.
— Я не смог спасти нас обоих! Я не смог сделать, то, что обещал! Прости любимая моя! Прости меня! — я умолял свою потерянную любовь со слезами на глазах и приближался к лиловому мерцающему передо мной яркому свечению, из которого казалось, и состояла вся моя Джейн — Прости меня Джейн! — снова произнес громко в отчаянии я — Я не смог спасти тебя, и спасти нашего будущего ребенка!
Джейн, снова повернула в мою сторону свою девичью миленькую головку, И посмотрела на меня влюбленными черными своими цыганскими гипнотическими, как бездна океана и снисходительными в прощении глазами. Глазами, наполненными тоской и одиночеством. И услышал я в ответ ее, летящий откуда-то со стороны океана любимой громкий и ласковый голос — Не вини себя, любимый. Твоей нет, вообще здесь какой-либо вины! Забудь все и начни все заново! — услышал снова я — Ты жив и это для меня главное! Дэниел ждет меня. И, тоже, прощается с тобой. И желает тебе счастья! Прощай! — сказала моя Джейн. И исчезла
— Дэниел! – я произнес ей – Дэниел! Джейн, он живы?!
— В моем мире нет мертвых, оюбмый — она мне ответила – Мой мир вечен и всегда живой.
— Что это за мир такой, любимая моя?- я спросил светящийся уже весь окутанный ярким лиловым светом женский в почти полной наготе силуэт.
— Мир дриады и нимы Тихого океана Нагисы. Мир дочери Посейлона.
И Джейн растворившись в этом свете, исчезла прямо на моих глазах.
Исчезла, как ее словно и не было.
— Джейн! — прокричал как полоумный на весь океанский простор я — Джейн! Любимая! — я, рванув, что силы как сумасшедший подлетел к перилам балкона, где только что была моя прекрасная латиноамериканка Джейн Морган — Не уходи, любимая моя! Джейн! Джейн!
Я принялся снова кричать и звать ее. Казалось, я поднял весь на уши спящий в ночи круизный корабль, идущий в предутренней темноте ночи по Тихому океану, и переполошил всех. Но, никто меня не слышал. Все заглушал шум бурлящей вырывающейся из-под киля к поверхности огромной массы рассекаемой его гигантским стальным корпусом пассажирского морского лайнера океанской воды. И по бортам лайнера воды.
Я подлетел к перилам и посмотрел вниз в бурлящий, там далеко внизу подо мной океан. Я смотрел вдоль борта до самой отлетающей большими волнами в сторону от огромного многотонного корабельного обтекаемого металлического корпуса океанской воды. Через стоящие в глубоких специальных нишах спасательные закрепленные тросами на лебедках, и кранах большие кораблеьные шлюпки до самого уходящего далеко белого борта в сторону кормы.
Никого.
— Джейн! — прокричал я вдаль, вцепившись судорожно пальцами в поручни балкона в ревущую вдоль борта лайнера воду — Джейн! Любимая! Не бросай меня! Джейн!
Но, кроме шума океана и шума самого корабля, я не услышал в ответ ничего.
Я вспомнил, что прибежал сюда уже на нормальных, вполне здоровых ногах. То было потрясающим. Я пришел в себя окончательно. Ноги восстановились, и ничего не болело вообще.
Я, прислонился к оградительным бортовым перилам спиной. И съехал по ним вниз, потрясеннй уведенным.
Этот лилового яркого оттенка живой свет излечил меня.
Джейн исцелила меня. Но ради чего.
— Нагиса – я произнес – Это все Нагиса. Это ты. Или я просто схожу постепенно с ума без моей Джейн.
— Любимая — уже тихо и горько роняя, вновь накатившие слезы, произнес я — Вернись ко мне — я это произнес, уже зная, что это конец всему. И конец моей безумной неразделенной любви.
Я сел на пол этого открытого в океан корабельного балкона. Так и просидел до самого полного восхода солнца. В этой дурацкой больничной пижаме. И когда окончательно рассвело, я пришел в себя. Открыл свои глаза и проснулся лежащим на своей больничной в медицинском кубрике палате и корабельной каюте постели.
Корабль еще весь спал.
Я понял, что это был просто сон. Просто сон и ничего более. Сон, выстраданный любовью к своей любимой. И она пришла, просто проститься навсегда со мной.
Было утро. Я, сейчас просто лежал в своей больничной постели. Но вполне уже здоровый, и без боли в обеих ногах. Я мог уже спокойно встать на ноги и двигаться. И это было тоже удивительным.

Возвращение в себя

31 июля 2006 года 13:15 дня.
Я стал ходить. Судовой врач Томас Трекер не обманул. Мои больные ноги отошли от странного паралича. И пришли в полную норму. Приобрели чувствительность и подвижность. Я их чувствовал до самых ступней и кончиков пальцев. Я даже не хромал. Все восстановилось. И я уже мог, свободно перемещаться по круизному кораблю среди всех его многочисленных пассажиров.
Я ходил по движущемуся стремительным скоростным ходом по океану красивому круизному туристичеcкому лайнеру под флагом США. Лайнер итальянской конструкции. С красивыми обводами корпуса и совершенно новый. Как сказал капитан судна Эдвард Джей Стивенс этому великолепному лайнеру не более года, как он стал бороздить просторы океанов. Уже побывал в Индийском океане и Атлантике.
Кругом были, только отдыхающие иностранцы разных мастей, рожи и цвета кожи. Все трещали на своих языках, от которых могла заболеть без привычки любая голова. Но, я был привычен к такому. Я врубался в иностраныне языки так как была обгирная иностранная практика русского моряка на торговых каботажных судах. Там были всякие тоже мряки и цвета кожи и разной масти и рожи.
И вот, я как турист, и отдыхающий, тоже гулял среди отдыхающих по парадной палубе несущегося по океанским волнам красивого круизного пассажирского лайнера. Мне выдали свежую новую безвозмездно рабочую одежду матроса судна. По распоряжеиню конечно капитана лайнера. Не ходить же мне в том, в чем меня выловили в океане.
Прошли уже третьи сутки с того момента, когда меня сняли с воды. Время на корабельных часах главной шикарной залы лайнера было 15:17 дня. И шло время, снова к закату, как и сам день. На горизонте появилась красная полоска над самой гладью океана. Это так парил от жары океан.
Действительно, опять было жарко и парево было нехилое на всем судне. Многие из отдыхающих не вылезали из бассейнов. Даже, часть сменной команды, отдыхая от вахты, купалась в своем же корабельном бассейне.
Доктор Томас Трекер, доктор пассажирского лайнера «FANTASIA», дал каких-то еще целительных к выздоровлению таблеток. И сделал уколы от неприятных весьма еще внутри организма возникших колющих ощущений. Хотя бы, чтобы спать было мне спокойней. Больше ничего не предпринималось.
Вообще из их разговора, между собой, я был тут лишним и не совсем желательным клиентом. Меня спасли и оказали должное медобслуживание. Я был сейчас здоров практически и на ногах. На этом как бы их полномочия по моей части заканчивались по закону моря.
Капитан лайнера и доктор, да и все спешили меня спихнуть куда-нибудь. Попросись я сойти где-нибудь, на каком-нибудь острове, они бы наверняка так бы и сделали. Высадили бы и все. Зачем только меня сняли с воды, ни понимаю? Зачем не дали умереть? Умереть с моей ненаглядной красавицей латиноамериканкой, моей черноглазой любовницей Джейн Морган! Иностранцы!
Но они обязаны были прийти на помощь. На сигнал тревоги SOS! Закон моря и взаимопомощи гибнущим в воде и тем более во время шторма. А дальше уже все менялось.
Все же я был здесь лишний. Хоть, капитан и доктор общались со мной более мене радушно. С натянутой добродушной улыбкой. К тому же я тут дал всем шороху со своими причитаниями по любимой и истерикой почти утопленника. Криком. Своей руганью на русском. В целом оставил не очень хорошие о себе представления. Да и не был никогда положительным во всем клиентом где-либо. Пьянки в портовых ресторанах и уличные девки. Да еще драки. Поэтому за мной здесь следили все из команды по очереди или перенимая эстафету. За русским довольно шустрым и бойким тридцатилетним моряком. Все же русский. А вы сами знаете, как иностранцы реагируют на русских.
Я бесцельно бродил сам не свой по этому, круизному океанскому лайнеру, идущему мимо Маршалловых островов в сторону Гаваев. Я бродил от самого его носа до самой кормы. Поднявшись на ноги, после этой ночи на следующее утро.
Я бродил по кораблю, казалось, практически без присмотра со стороны. Но так казалось. И только. Я не обращал, правда на все это и тотальную слежку внимание. Хоть обещал доктор Томас Трекер, что я буду совершенно сам по себе и без какого-либо присмотра. Но это так только обещал. Ка к и сам капитан Эдвард Джей Стивенс.
Но что интересно, никто не был свидетелем моей прошлой буйной ночи. Возможно, я кричал лежа в постели во сне на всю болничную пустую каюту. Но, никто меня действительно не слышал, как понял я. Не слышал моего ночного во сне помешательства. Никто не видел и не слышал, как я несся хромая и припадая то на одну больную ногу, то на другую по корабельным коридорам, за призрачным видением моих любовных страданий. За моей ушедшей в неизвестность крошкой Джейн. Потому, что это было и происходило, просто во сне. Это выстроенная моим, видимо еще воспаленным больным мозгом выстраданная прощальная вполне реалистичная трагическая очередная иллюзия. И я уже, начал приходить в себя. Все приходило постепенно в надлежащую физическую форму. Я, просто приходил в себя. Не видя больше подобных снов и иллюзий. Они покинули меня. Вероятно навсегда.
Я, свободно гуляя по верней палубе, совершая прогулки по круизному туристическому пассажирскому лайнеру, идущему в сторону Гаваев. Мимо Каролинских островов.
Я только и знал, что бродил по кораблю, обойдя его весь по всем его многоэтажным жилым надстройкам и палубам.
Единственное место, где я, теперь не хотел быть, это были выходящие в океан открытые боковые лайнера смотровые балконы. После случая прошлой той ночи, я туда теперь ни ногой.
Я все думал о своей любимой Джейн. И о том, что это было, просто бессознательным наваждением. И «Арабелла» и Дэниел, и Джейн. Что то, что говорил судовой доктор Томас Трекер, все было правдой. Я пришел в себя, попав, снова в реальный мир из мира бессознательного мира. Страдая, теперь, только от кожных ожогов от палящего океанического солнца, которое неслабо обожгло меня за время непродолжительного плавания на круизном лайнере. Сильно обветрило и обгорело лицо, и я его прятал под темными очками и под своей заросшей рыжеватой щетиной. Я отворачивался от прохожих, стараясь не привлекать внимание. Все бродил по прогулочным палубам «FANTASIA».
Я после всего пережитого тяжело приходил в себя и все думал о Дэниеле и своей Джейн. Но все же все уходило на задний план моих всех мыслей. Я старался забыть это все. Но это было незабываемо. Шутка ли пережить такое и вот так легко и сразу все забыть. Максимально реалистичную взаимную дикую страстную дюбовь. И отвязной такой же дикий секс с моей девочкой Джейн. Даже, если она была лишь в моей голове. Но тогда, кто такая, Нагиса? Я ведь видел ее. Видел также как и мою Джейн Морган. Она была там в моих видениях и ее эти слова, что все это иллюзия созданная ей самой. Она была русалкой и дочерью самого Посейдона. Это все было невероятным. И я отбросил все это даже те слова, о ее от меня беременности. Но Джейн была также беременна. И Джейн была Нагиса.
Нужно было все это забыть. Раз иллюзия, значит иллюзия и все. Надо было забыть все раз и навсегда и как можно быстрее. Так будет лучше всем и мне в первую очередь.
Однажды, даже как мне показалось, я увидел Дэниела, а то был, просто судовой рабочий матрос в спасательном красном жилете, работающий на носу, идущего по Тихому океану лайнера. Я было даже, дернулся в его сторону, открыв свой от удивления рот. Но, тот матрос был, просто сильно похож на двадцатисемилетнего моего погибшего в океане друга. Да, и по возрасту был таких же, как мне кажется лет.
Мне было тяжело, даже поверить в свое чудесное спасение. Один в открытом океане. И целых семь суток, если верить всему, в волнах и под палящим солнцем. Среди обломков погибшего своего грузового судна «KATНАRINЕ DUPONТ». Единственный выживший или, просто брошенный спасшейся командой русский наемный матрос.
Я сам до сих пор, не верил в свое чудесное спасение. Все эти разговоры про стаю дельфинов отгоняющих от меня молотоголовых акул. И это странное лилового цвета призрачное вокруг меня свечение.
Мне нужно было домой. Скорей домой. На Родину в далекий Владивосток.
— «Хватит» — теперь уже думал я — «Наплавался».

Призраки Тихого океана

Прошли еще одни сутки в Тихом океане. И корабельные часы главной залы лайнера показывали 1 августа 2006 года и десять вечера. Лайнер задержался и простоял в каком-то не очень большом островном населенном островитянами архипелаге целых девять часов.
С самого утра, как только сюда прибыли. В архипелаге очень похожем, на тот, который я видел в своих тех странных обморочных спасительных видениях. Вместе с моей красавицей Джейн Морган и ее братишкой Дэниелом Морган. Все было до жути очень похоже, на те, тропические рыбацкие острова. Где мы все вместе отдыхали. Где Дэниел ремонтировал двигатель нашей яхты «Арабеллы». А, моя ненаглядная красавица Джейн, купалась вдоль барьерного островного мелководного рифа с красивыми коралловыми рыбами и черепахами.
Я, стоял у борта, у самого ограждения верхней смотровой палубы, и смотрел на такое же в идеале похожее, как в моей памяти поселение рыбаков и ловцов жемчуга. На их такие же из пальмовых листьев стоящие, прямо на воде на столбах домики. Словно, все как будто было только вчера. Словно, все начинает воскресать, снова из моей бессознательной памяти и утерянных в океане красивых воспоминаний. Принуждая снова все вспоминать в мельчайших точных подробностях.
Как все было, похоже. Один в один. Даже этот крик альбатросов и чаек над головой, как на нашей яхте в бурлящем океане. И я видел там себя гуляющим вместе со своей любовницей и красавицей Джейн по песчаному из белого кораллового песка пляжу. Прямо по берегу. И по самой воде.
Я вспомнил тот брошенный пальмовый домик. Домик, наполненный до самого верха и крыши пальмовыми листьями. И, где и как я с Джейн занимался любовью. Где-то там мы оставили, тогда нашу из брезента сумку с бокалами и закуску к спиртному. Пообещав друг другу вернуться туда и забрать ее, когда все закончиться.
Я вспомнил тот разговор между нами о том, что я хотел бы остаться здесь на этих островах. Рыбачить. И, тоже собирать жемчуг. И Джейн была непротив. Ей, тоже эти нравились места. Рай среди океана.
Я засмеялся, привлекая внимание окружающих меня людей. Не понимающих, что это со мной. Но все теперь было действительно просто смешно. Бредовая болезненная иллюзия и бред почти утопленника.
Я сейчас не обращал ни на кого внимания.
Было прохладно. Особенно под наступающий вечер. Я вдохнул свежего порывистого воздуха с океана и повернулся на парадной верхней палубе у борта лайнера. И увидел Джейн. Увидел ее спину и гибкую как у русалки или восточной танцовщицы узкую талию.
Она шла сама по себе, прогуливаясь, как и я по палубе, среди отдыхающих и любующихся с корабля местными красотами океана.
Джейн шла от меня по палубе спиной ко мне и удаляясь от меня. Она была в том черном своем вечернем длинном с разрезами по бокам платье. На высоких тонких шпильками каблуках черных лакированных туфлей.
Это была точно Джейн! Она встала у левого бортового ограждения прогулочной палубы лайнера. И, смотрела, куда-то вдаль океана. С распущенными по плечам длинными черными, как смоль вьющимися колечками и змеящимися длинными волосами. Это была, точно она!
— «Джейн!» — меня ошарашило, прямо в голову — «Не может этого быть!».
Это было очередное видение. Видение среди бела дня.
Она, отошла от борта и снова пошла по деревянной из красного дерева лакированной палубе, стуча высокими на шпильке каблуками. И мелькая икрами загорелых до черноты красивых ножек.
Ошеломленный увиденным. Я поспешил за ней, вослед. Торопясь догнать любимую. Не знаю, что это было. Призрак или наваждение какое-то. Я, просто сошел в этот момент снова с ума. Забыв про все на свете. Я устремился за любимой, любуясь ее милыми загорелыми, почти черными от загара того ножками в черных туфлях на высокой шпильке.
Джейн шла не особо торопясь. Шла, виляя своим крутым женским широким задом и крутыми бедрами. Полными изумительными в тех туфлях икрами своих умопомрачительных мелькающих в разрезах черного платья голых от верха до низа ножек. Она шла, завлекая, словно, специально меня. И я шел за ней. В моем новом призрачном вернувшемся ко мне красивом мираже. Словно, напоминая о себе, снова. И дразня меня. Сводя с ума. Как на той нашей призрачной яхте «Арабелле». В первую наступившую ночь. В той песчаной мелководной лагуне незнакомого островного атолла. В тот бушующий за пределами этого атолла и песчаной лагуны шторм.
Когда сильный стихии ветер, срывал с пальм песчаного острова листья. И швырял их в океан. Я вспомнил странное спокойствие в том атолле. И тихую саму лагуну. В которой, практически не было волн. И, потом тишину. Луну и звезды. Звезды на ночном небе, после резко оборвавшегося шторма. И мою красавицу Джейн Морган в главной каюте «Арабеллы» с бокалом французского вина. И первые признаки проявления нашей короткой, но страстной уже любви. В наших словах и глазах. И, именно это черное, такое же точно, черное до колен вечернее ее платье. И эти туфли, идущей впереди меня Джейн на ее красивых до безумия ногах.
Я даже вспомнил, как Джейн коснулась меня своим левым бедром ноги, как бы невзначай, соблазняя меня.
— «Моя красавица Джейн!» — ударила кровь в мою голову — «Ты ли это? Или, просто призрак, пришедший из моего сознания, чтобы свести меня окончательно с ума!» — думал я, и слышал, как дико и страстно по-новой, забилось, в моей мужской груди, мое страдающее по любимой сердце.
— «Откуда ты явилась!» — стучало в моей голове — « И зачем, любовь моя?!»
Я спешил догнать ее. И схватить за руку, пока мое видение не исчезнет.
И я схватил ее за руку, голую до самого плеча. Руку, такую же красивую, покрытую ровным, почти черным загаром. Я схватил свою красавицу Джейн Морган за руку. И, она обернулась, напугано уставившись на меня.
— Кто вы! — произнесла напугано красивая незнакомка. Незнакомка так похожая на мою ненаглядную любовниц Джейн. С такими же черными, как смоль длинными вьющимися локонами как змеи до самой задницы волосами. И маленькими золотыми сережками на хорошеньких и миленьких ушках. И эта такая же, как у Джейн моей тонкая шея, как и ее трепыхающаяся молодая полная с точащими сквозь платье сосками девичья грудь.
— Что вам нужно?! Кто вы?! — прокричала практически мне в лицо, напуганная та незнакомая мне девица — Отпустите руку! Наглец!
И девушка выдернула свою загоревшую до черноты из моей правой руки свою, тоже правую руку.
Я стоял и молчал, ошарашенный таким потрясающим идеальным сходством. Стоял, и молчал, не зная, что и ответить.
— Извините — я ей искренне произнес – Простите меня. Я, наверное, просто ошибся.
Она, сверкнув своим обворожительными тоже черными красивыми глазами из-под черных изогнутых дугой бровей, И ничего больше не сказав, резко обернувшись, ушла с верхней парадной палубы лайнера, куда-то вниз, затерявшись среди толпы туристов и отдыхающих иностранцев. А, я так и стоял опешивший и приходящий, постепенно в себя от своей ошибки. Стараясь успокоить себя. И проглатывая свои набежавшие, вновь на глаза горькие слезы.
— Джейн! — пролепетал, почти про себя я — Что ты сделала со мной Джейн?! Моя любовь! Моя спасительница! Моя принцесса Тихого океана и Богиня дочь Посейдона нимфа и дриада Нагиса!
Я стоял и плакал на глазах у всех. И все смотрели на меня и не понимали, что со мной происходит. Я был разбит. Разбита была вдребезги моя душа. И мне все это было уже не вернуть.
Не вернуть Джейн. И не вернуть Дэниела. Не вернуть то, что я потерял навечно. Потерял свою единственную в беспутной русского моряка жизни любовь. Любовь, в своих тех бессознательных призрачных, почти при смерти в океане видениях. Любовь, которой ни стоил, даже на одно мгновение, этот гребанный продажный с потрохами мир. Который мне, теперь казался, куда более иллюзорным, чем тот, который у меня отняли. Мир, канувший в бездну океана. Канувший безвозвратно. И оставивший во мне неизгладимый отпечаток. Потусторонний мир, который мог, только родиться в самом океане. Призрачное наваждение бессознательного моего состояния, вызванное внезапной роковой трагедией унесшей многие жизни в том пожаре и катастрофой моего грузового судна.
Все что я мог видеть, все было, просто наваждением. Наваждением иной реальности. Реальности наложенной на эту настоящую реальную реальность. Наваждением, среди бушующих океанских волн, дельфинов и молотоголовых акул. Когда меня нашли в океане, судовой доктор Томас Трекер с пассажирского круизного лайнера «FANTASIA» говорил о каком-то странном лиловом свечении вокруг места катастрофы и об акулах и дельфинах.
Что это было на самом деле, никто не знает. Я и сам не знаю. По сей день.
Кто-то берег меня и охранял тогда семеро суток, а может и даже больше. Время тогда казалось непомерно длинным. И замедленным в самом пространстве и мире. Может, моя любимая Джейн все это сотворила. Может, сам Посейдон. Кто? Нагиса? Моя русалка и нимфа дриада и принцесса океана.
Может, это было соприкосновение двух миров, рожденных моим бессознательным состоянием души. Души впавшей в предсмертную каталепсию на праткически двенадцать растянувшихся в этом пространстве и времени суток.
Я ни как не мог себя убедить в том, что то, что я пережил, было порождением психической травмы. Что я лицезрел в бессознательном состоянии, просто долгую семисуточную иллюзию, находясь в предсмертной каталепсии по шею в океанской воде, под палящим тропическим солнцем. Луной и звездами каждой холодной ночью. Среди обломков «KATНАRINЕ DUPONТ». Без спасательного жилета среди ящиков и бочек. И прочего мусора с затонувшего при пожаре судна. Над пятикилометровой океанской бездной. Окруженный дельфинами и акулами. Я лицезрел свою бессознательную и одновременно в полном сознании иллюзию. Настолько, для меня живую и реальную. Что она была целым отрезком живой и осязаемой моей жизни. Жизни в каком-то отдельном параллельном мире. Мире, соприкасающемся с нашим миром. И из которого, я выпал, оказавшись в итоге вот здесь. Точнее там, где и был раньше, вернувшись назад во времени и пространстве. И безвозвратно, потеряв тот иллюзорный мой красивый, хоть и опасный, но дорогой и ставший родным мне мир. Мир моей красавицы любовницы мулатки латиноамериканки из далекой Панамы Джейн Морган. Мир моего друга Дэниела. Мир дружбы, любви, приключений и счастья.

«НОВОЗУБКОВСК»

Вскоре меня, как и обещал капитан Эдвард Джей Стивенс, подобравшего меня в океане лайнера «FANTASIA», пересадили на наш торговый грузовик. И я прямым ходом плыл на Родину. На Родину забывшую меня, своего блудного, шляющегося по океанам и заграничным портовым разгульным ресторанам сына.
Это случилось 3 августа, и прямо, посреди Тихого океана и посередине палящего солнцем дня. Борт к борту. Часа в три дня, оба судна сошлись друг с другом. И, меня на спущенной с лайнера « FANTASIA» шлюпке, доставили на наш грузовик.
Мы шли, теперь во Владивосток. И меня включили на время в команду Российского судна. Без документов, так на основании как потерпевшего катастрофу русского моряка.
Наше встретившееся в Тихом океане судно их круизному лайнеру «FANTASIA» называлось «НОВОЗУБКОВСК».
Капитан «FANTASIA» объяснил ситуацию со мной капитану нашего торгового судна при передаче меня, прямо в океане, как жертву кораблекрушения. Он рад был, что наконец-то отделался от меня, как и сам судовой врач, Томас Трекер.
И вот я, освободившись от очередной вахты в дизельном машинном отсеке, стоял и любовался Тихим океаном. Я смотрел вдаль, куда-то туда за линию горизонта. Туда, куда каждый вечер садилось горячее тропическое солнце. Я плыл домой. И старался не думать уже ни о чем, кроме Родины. О моем Владивостоке. В котором, я уже давно не был. Еще со времен развала нашего Союза. Все мотался по заграницам и на разных судах среди иностранцев.
Я старался забыть свою случившуюся историю, но она была слишком яркой, чтобы ее можно было, вот так, просто забыть, как советовал доктор с иностранного пассажирского судна «FANTASIA» Томас Трекер. Слишком в ней было всего, такого, что можно было вот так просто забыть. Забыть то, что врезалось в память в мельчайших подробностях. И с такой силой, что я не находил себе теперь места.
Я так и не мог поверить в нелепость этой моей случившейся со мной истории. Слишком она полна трагизма и одновременно радости и счастья. Счастья такого какого я не испытывал в жизни никогда.
Этот корабельный доктор был прав, когда сказал, про то, что со мной произошло, что-то уникальное. Что-то из разряда вон, возможно, даже аномального. Но, что это было, я и сам не знаю.
Это странное лиловое свечение там, где нашли меня. И, дельфины, охранявшие меня, когда я был в этой странной отключке семеро суток от акул. И, вообще стоит ли верить в то, что сказал этот иностранец доктор.
Может то, что было со мной, было правдой. И все произошло за короткий срок. И разом закончилось, как и началось. Но, сама история казалась уже вымыслом. Слишком все в ней было необычно и скоротечно. Как то, словно все и для одного только меня. Даже такая безумная страстная любовь. Любовь посреди Тихого океана. Любовь к моей возможно пригрезившейся мне в том долгом беспамятстве красавице латиноамериканке смуглянке южанке цыганских крвоей Джейн Морган. Любовь к ее родному брату Дэниелу, как и их такая вот в океане страшная и дикая смерть. Смерть, которую удалось избежать, только одному мне. Единственному выжившему на сгоревшем, почти посреди Тихого океана иностранном торговом судне «KATНАRINЕ DUPONТ» русскому моряку, пережившему массу смертельных опасностей. И именно мне удалось во всем этом выжить. И в шторме и при пожаре. И в перестрелках с врагами. Даже раненым. Но выжившим. Даже на почти 300метровой глубине в ночной праткически полной темноте холодной воды. В этом лиловом странном аномальном свечении над океанской пятикилометровой бездной. Не странно ли это все. Когда тебя извлекают из воды в зеленой какой-то всего облепленного жидкости или слизи, биологический и химический состав которой так и не определили. И не поняли, что это такое вообще. Но надежно защищавшее мое тело и от ночного холода и от палящего солнца и от самой воды.
Меня осмотрел наш уже судовой доктор. И отметил то, что я вполне нормален и физически и умственно. Только кожные ожоги от чрезмерного пребывания на пассажирском иностранном лайнере на верхних палубах. Он пожелал мне удачи и попрощался со мной, как и сам капитан.

***
Я стоял, снова у бортового ограждения верхней иллюминаторной надстройки палубы судна. Рядом со спасательными на кранах и тросах шлюпками. Уже нашего торгового грузового судна. У самых ограждения бортовых перил. И смотрел на горизонт. Туда вдаль океана. В синеву раскаленного тропическим солнцем неба.
Первой же ночью, после того, как меня приняли на борт. И я оказался на «НОВОЗУБКОВСКЕ», еще до вахты, мне приснилась Джейн. Уже здесь на русском судне. Она шла по воде, прямо ко мне по самой глади Тихого океана. Шла ко мне во сне. Я не видел ее лица, а только видел, девичий невысокий красивый черный силуэт. Ночной на фоне огромной луны ее силуэт в лиловом свечении. Над самой гладью ночного спокойного Тихого океана. И истошный прощальный крик дельфинов.
Я помню, проснулся. И уже не мог заснуть, как не пытался. Это была настоящая изнурительная пытка. Я не как не мог отойти от моей любви и тоски по моей Джейн Морган. Никак не мог, как ни пытался все забыть как бредовое наваждение.
И вот уже под вечер, после первой трудовой вахты, часов в пять, я вышел на палубу нашего грузовика. И смотрел вдаль в горизонт океана. Там была яхта. Яхта шла параллельным курсом с нашим судном. На фоне яркого раскаленного летнего солнца. Она светилась белыми из парусины треугольными большими парусами на одной единственной мачте и на носу косыми, выгнутыми от сильного ветра вперед кливерами.
Парусное, кажущееся маленьким издалека суденышко. Шло параллельным с нашим «НОВОЗУБКОВСКОМ» морским курсом. Не сворачивая. И довольно далеко. Почти у самой линии морского горизонта. Где-то там, где, снова заходило яркое тропическое солнце. Очередным наступившим вечером.
Я старался его лучше рассмотреть и жалел, что не было в этот раз у меня армейского бинокля.
Это случилось 5 августа 2006 года. На девятнадцатые сутки моей морской мистической и любовной эпопеи. То была одномачтовая белая яхта. Так, по крайней мере, мне казалось. На самом закате летнего солнца.
Мне казалось, я видел яхту «Арабеллу», идущую, бок, обок, с нашим Российским грузовым судном. Яхта, сопровождала нас, и казалось, шла курсом в мой родной Владивосток.
— Невероятно! — произнес я, потрясенный сам себе, громко, перекрикивая шум воды за бортом, не отрывая взгляда от идущего параллельным с нашим судном курсом еще одного. Похожего на «Арабеллу» парусного скоростного суденышка.
— Что?! — прозвучал девичий молодой голос — Что-то вы там, увидели?! — произнесла, перебивая шум волн, молодая официантка из корабельной столовой нашего торгового судна из состава команды «НОВОЗУБКОВСКА». Она работала в составе поварской бригады. И обслуживала весь рабочий состав в корабельной столовой нашего тихоокеанского груженого заграничными станками грузовика.
Еще в корабельной столовой я заметил ее заинтересованный ко мне женский взгляд. И перешептывания с поварихами. Хитрые и лукавые любопытные взоры женщин и ухмылки тех в мою сторону, обращенные всецело к чудному русскому, свалившемуся неожиданно всем им на голову моряку утопленнику, найденному иностранцами в океане.
Скажу сразу, не все на нашем корабле отнеслись ко мне, более-менее, лояльно. Даже, сам Васильев Николай Демидович, капитан «НОВОЗУБКОВСКА», включив меня в свою команду судна. Это все моя работа на иностранных кораблях. Некоторые смотрел подозрительно и практически не общались со мной.
Некоторые были более, менее радушными. И, даже сочувствовали мне, тридцатилетнему найденышу, чудом выжившему в кошмарной морской фантастической странной катастрофе.
Помню, как они все таращились на меня на верхней палубе нашего судна. Как на диковинное существо из океана. Когда меня пересаживали с корабля на корабль. Они уже знали все про меня. Про то, как я проплавал без сознания семеро суток. И выжил в открытом океане, а не пошел на корм акулам. Как меня нашли иностранцы и отдали, теперь им. И, что я из Владивостока, как и они. Уже ушла во Владик радиограмма с судна обо мне. И наверняка меня там уже ждали соответствующие для допроса следственыне службы. Нет, меня не посадили бы. Но допрос должен быть достаточно серьезным.
Я молчал. И никому не рассказывал свою подробно историю. Так только пожар. И я в отрытом океане и все. Про «Арабеллу», Дэниела и мою любовь Джейн я умолчал. Ни к чему выворачивать свою всем душу. Еще засмеют как ненормального. Да, если еще про русалок начну говорить и про дириаду и нимфу дочь Посейдона Нагису. Сами понимаете, что тут объяснять.
И вот я увидел, казалось, свою яхту «Арабеллу». И, услышав женский голос, вздрогнув от испуга, повернул голову в сторону молодой, довольно миленькой на личико светловолосой лет, наверное, двадцатидевяти или может тридцати девицы.
— Простите! — произнесла она — Я напугала вас! Простите меня!
Она подошла ко мне совсем близко, и смело прислонилась молодым девичьим плечом правой руки к моему левому мужскому плечу. Я был в легкой измазанной мазутом в машинном отделении белой майке. И утреннее горячее, встающее над горизонтом солнце, крепко уже прижигало мои открытые, почти полностью плечи и мускулистые моряка успевшие подзагореть в круизе на пассажирском туристическом лайнере руки.
Я промолчал. Только, снова уставился в ту сторону океана, где видел свою, вероятно преследующую меня по бурлящим волнам парусную белую одномачтовую яхту.
Ее там уже не было. Это было снова видение. И я, потупив взор, теперь смотрел с горечью только в бушующую за высоким железным бортом синюю рассекаемую нашим кораблем воду.
— Простите меня! — еще раз повторила, громко перекрикивая шум волн, на верхней рабочей палубе судовая официантка.
— Ничего! — произнес я, тоже громко, чтобы она услышала — Все нормально!
— Я слышала, вас подобрали в океане! — прокричала она мне, через шум океанских волн.
— Да, это так! — прокричал я ей в ответ, глянув искоса на ее миловидное молодое женское личико.
— Меня зовут Татьяна! — она произнесла и назвала первая сама свое имя.
Она захотела познакомиться со мной поближе. Еще в столовой она проявила ко мне интерес, не отрываясь нагловато разглядывая меня. Мое лицо живого русского утопленника. Ее недвусмысленный интерес ко мне был виден по ее поведению.
— Звягинцева Татьяна! – она, практически официально представилась мне и добавила — Вы видели меня в столовой нашего судна! Я здесь работаю официанткой!
— Я помню! — произнес я — Я видел вас!
И присмотрелся еще раз к молодой девице.
С виду обычная русская девица. Тоже, довольно и даже очень привлекательная и подзагоревшая на тропическом солнце, как здесь многие русские моряки этого русского грузового судна. Она стояла, приблизившись максимально ко мне. И касалась локтем своей оголенной загоревшей до бронзового загара девичьей руки к моей руке. Тоже, голой, освещенной утренним ярким солнцем.
Я дернулся от прикосновения девичьей руки. Скорее не от самого прикосновения, сколько от неожиданности.
— Вам больно?! — спросила она, громко, жалея меня.
— Что?! — переспросил я ее.
— Больно?! — повторила девица — От моего прикосновения?! Рука болит?!
— Да, нет! — ответил громко я — С чего, вы взяли! Просто, я немного испугался!
— Вы, не очень-то похожи на пугливого человека! — произнесла сильно смуглая от плотного и ровного солнечного загара русоволосая синеглазая как гладь океана девица по фамилии и имени Звягинцева Татьяна. В белоснежном кружевном фартуке поверх коротенького светлого тельного оттенка до колен платьица.
Она развернулась, своей женской узкой спиной к Тихому океану. И, прислонилась к поручням бортового ограждения верхней иллюминаторной корабельной надстройки. Раскинув по сторонам полуоголенные из-под короткорукавого короткого до колен своего платьица бронзового плотного ровного оттенка девичьи руки. Положив, левую, миленькими девичьими пальчиками мне, на мою, правую. Что нервно от присутствия рядом, так близко молодой женщины вцепилась пальцами в широкие бортовые поручни.
— Вам, пока здесь не очень уютно — произнесла, приблизившись, к моему правому уху, уже не так громко Татьяна — Это вы еще не привыкли. И, мало с кем, здесь знакомы. Надо вас отвести к медику! — произнесла хоть и громко, но заботливо и ласковым голоском она, склоняясь, почти впритык к моему левому уху. И, почти касаясь его своими полненькими женскими губками, чтобы было слышно сквозь шум океанских волн.
— Это еще зачем? — ответил, вопросительно ей я.
— Вы, просто до ненормального возбуждены. Я позабочусь о вас — произнесла она, уже чуть ли не шепотом. И, дыша жарко с придыханием мне в само ухо. Касаясь его своими жаркими губами — Вам нужен женский сейчас уход и забота.
— Пойдемте, провожу. Я вижу, иностранцы не очень об этом позаботились — Татьяна произнесла — Как только, вы терпите эту боль. Пойдемте. Я вижу по вашему виду и глазам, что у вас что-то болит.
— Откуда вы знаете, что у меня болит? — снова спросил удивленный таким неожиданным разговором я.
— Поверьте, женщина знает — ответила Татьяна – У вас была женщина, которую вы потеряли. Это видно по вашим красивым, но тоскливым мужским глазам. Я буду вашей заступницей, здесь и защитницей на этом корабле.
Это просто пронзило меня насквозь. Татьяна почувствовала мою горькую душевную боль и утрату самой настоящей любви.
Она, улыбнулась мне. И, взяв меня за правую руку, мягко отделила от поручня бортового ограждения судна. Я не сопротивлялся. Сам разжал свои пальцы под любовной властью молодой красивой русской женщины.
— Пойдемте! — произнесла громко, перекрикивая шум волн она. И, повела меня с собой вниз в нижние помещения нашего грузового русского судна.
— Они так, и не поняли ничего — произнесла, снова и уже тише Татьяна — А, я все вижу. Я женщина. И все понимаю и вижу.
Она повернула свою с аккуратно стриженой челкой на девичьем лбу и забранными в длинный хвост, темно-русыми волосами, молодую женскую головку. И, снова повторила — Пойдемте. Пойдемте. Я провожу вас.
И пошла дальше. А я пошел, сам не понимая, почему за ней. Понимая, что речи не идет ни о каком докторе.
Татьяна влюбилась в меня. И это было по ней видно. Еще в корабельной той столовой, когда меня кормила и не сводила глаз с меня.
И вот, теперь, я шел за ней. И смотрел на девичью узкую гибкую ее женскую спину. Туго подпоясанную пояском белого кружевного фартука, как у моей смуглянки латиноамериканки черноволосой брюнетки Джейн Морган талию. Точно такую, же тонкую как у морской русалки дриады Нагисы или восточной танцовщицы египтянки Тамалы Низин. И мне казалось, что все, словно повторяется, снова и опять, как в моем том бессознательном долгом бредовом спасительном сновидении. Казалось, ничего еще не закончилось, а только начиналось. Заново и уже по-новому.
Я смотрел на загорелые такие же официантки Татьяны, как и все ее тело, крутыми овалами красивые виляющие по сторонам бедра и ее широкую женскую полненькую ягодицами задницу, в этом коротеньком рабочем платьице. Не менее изящные и стройные, чем у моей пропавшей навсегда и безвозвратно в океане любовницы Джейн ноги. С красивыми коленями, голенями и полненькими икрами на высоких каблуках светлых туфлей.
Я шел и сравнивал мою ушедшую в неизвестность любимую Джейн с этой молодой, лет двадцати девяти или тридцати, красивой, тоже русской девицей.
— Меня зовут, Владимир! — крикнул сзади ей я.
— Что?! — она, переспросила, громко перекрикивая шум волн. И обернулась. И сверкнула своими синими как Тихий океан глазами.
— Владимир, меня зовут! Ивашов Владимир! — снова я громко произнес, догоняя эту официантку из корабельной столовой Татьяну. Сказал это как-то сам. Сам не понимая, как это получилось.
Она посмотрела на меня. И, взяв меня за правую руку своей девичьей молодой подзагоревшей до черноты на ярком тропическом солнце полуголой рукой. Подскочив ко мне. И сжав девичьими маленькими пальчиками мои мужские пальцы.
— Очень приятно — она произнесла тихо, почти касаясь моего лица своим загоревшим, смугленьким в ровном загаре личиком. И прижалась ко мне своей красивой полной с торчащими возбужденными сосками из-под ее легкой официантки одежды женской грудью. Она была без лифчика под тонкой белой короткорукавой легкой футболкой и летним коротким платьем.
Татьяна, осторожно поцеловала меня в губы.
Я схватил девицу за неверотяно гибкую талию. И прижал к себе девиьим изящным животиком к своему животу. Я буквально впился в ее девичьи красивые полненькие губки. Прислонившись плотно своим лицом к ее смуглому загоревшему сильно девичьему личику. Глядя ей в синие глаза своими такими же синими глазами.
Татьяна, закрыла свои глаза и обняла меня обеими теми своими в бронзовом, почти черном солнечном загаре девичьими руками за шею. Невероятно ласково и нежно как уже моя будущая любовница. А возможно, и уже как будущая жена. Не взирая, на мазут и грязь на моей белой майке механика дизельного двигательного трюмного отделения.
Я помню, как обнял ее. Прижав к себе, той полненькой возбужденной сексуально груди торчащими сосками. И, уже своими обеими мужскими руками, ниже за ее широкую женскую ягодицами в узких тельного цвета плавках попку. И такие же полненькие в ровном плотном идеальном загаре девичьи под коротким светлым платьицем девичьи ляжки и бедра. Прижимая официантку Татьяну девичим овальным к себе животом к своему животу. Ее волосатый с промежностью лобок, к своему возбужденному детородному сдавленному в моих плавках члену, задирая подол платья, я буквально силой уже тискал и щупал молодое девичье невероятно сексуальное красивое тело.
Я ощутил теплоту и запах жадущей бурной любви молодой женщины.
Я захотел ее. И это факт. А, она, вонзила своими острыми ноготками цепкие пальчики в мою телесную мужскую на груди плоть, целуя меня с тяжелым сексуальным дыханием.
Оторвавшись от моих губ, она произнесла – Володенька, я всегда знала, что встречу тебя, любимый. И знаю, куда мы сейчас пойдем.
Ее женские красивые синие под черными изогнутыми дугой бровями глаза просто пылали безудержным любовным страстным огнем.
— Куда? — спросил, как бы, не понимая, ее я.
— Пойдем, скоро начнет темнятся, любимый — произнесла официантка корабля Звягинцева Татьяна.
И, схватив меня за правую руку своей левой рукой, сказала дрожащим возбужденным голосом — Я знала, где тебя найти – произнесла радостно она мне — Правильно все было мне предсказано, что любовь свою я найду в Тихом океане.
— Кем предсказано? – я произнес удивленно и несколько растерянно ей.
— Неважно, милый — уже сказала, словно мы с ней давно знакомы, официантка из корабельной столовой Татьяна – Идем.
И потащила меня, почти бегом за собой с верхней палубы вниз, вовнутрь, иллюминаторной надстройки русского торгового грузового судна. Она, потащила меня по длинному узкому коридору между отсеками и каютами, куда-то еще ниже, спускаясь по лестницам в жилые отсеки всей судовой команды.
Я, почти бежал за ней следом за этой молодой судовой официанткой. Глядя на ее тонкую красивую девичью молодую шею, плечи и спину. На красивый девичий затылок и миленькие ушки с золотыми маленькими сережками. На пряди вьющихся колечками русых забранных в длинный сзади хвост волос. Я смотрел на корабельную официантку Звягинцеву Татьяну, а видел свою почему-то снова Джейн Морган.
Почему? Сам не знаю. Мне почему-то казалось, что это именно она. Просто, поменялся цвет волос и глаз. Ее лицо. Не потеряв девичьей ни на дюйм и толику красоты. Все было в идеале. Также как у моей Джейн.
Я вспомнил, как она меня вот также тащила в тот островной рыбацкий заброшенный и заваленный большими широкими пальмовыми листьями домик.
Я смотрел на впереди, почти бегом идущую красивую молодую официантку Татьяну. Но, так и не мог высвободить свое больное и страдающее сознание от воспаленной и мистической любви. Любви к призрачной своей женщине, чувствуя, что она где-то все же рядом и со мной.
И эту женщину мне, теперь придется забыть. Если, только это я смогу, когда-нибудь сделать. Женщину в смерть, которой мне придется поверить, как и в ее не существование.
Я смотрел на девичью гибкую узкую спину. Перетянутую туго фартуком официантки Татьяны талию. На красивую загорелую до черноты шею. Забранный на затылке в длинный вьющийся темно-русыми волосами до самой круглой полненькой попки хвост, синеглазой шатенки. На ее красивые, загорелые до такого же, почти черного оттенка, вихляющие из стороны в сторону крутобедрые с красивыми коленками изящные ноги, мелькающие ляжками, и полненькими икрами. Стуча туфлями на каблуке по полу длинного корабельного коридора и лестницам, ведущим вниз в жилые каюты и кубрики команды судна. Тащащие меня как на буксире за собой, эти мелькающие загорелые девичьи почти полностью голые ее ноги. Подбрасывающие вверх с подолом платья свой столовский в кружевной каемке белый фартук.
Как у школьницы старшеклассницы. Эти Татьяны ее ноги, ноги, так похожие на ноги моей ненаглядной красавицы латиноамериканки двадцатидевятилетней красавицы Джейн.
— Моя малышка Джейн! Джейн! Где же ты Джейн? — вырвалось само собой у меня вслух. Как-то произвольно, глядя на официантку из корабельной столовой Звягинцеву Татьяну. И следом почему-то и тоже вслух — Где же ты моя русалка и дочь Посейдона Нагиса.
— Что? — спросила, повернувшись и остановившись, глядя на меня красивым обворожительным и одновременно вопросительным и несколько удивленным, не понимающим о ком я, синим взором девичьих возбужденных сексуально глаз Татьяна.
— Да, так — произнес, смутившись и немного растерявшись, я. И повторил — Так ничего. Ничего.

Конец фильма

Киселев А.А.
30.01.2015 – 02.10.2015 г.
(379 печатных страниц)

Источник: istoriipro.ru